и помог бабушке и дедушке переехать из коммуналки в эту шикарную квартиру. Генерал этот был человеком знаменитым, и очень влиятельным. Я, думаю, дедушку эта ситуация основательно покоробила, но он перенёс её мужественно, без выяснения отношений. Он был тактичный, ласковый, добрый армянин, и я его любил не меньше бабушки.
Во время войны он, в звании подполковника, руководил поездом- госпиталем, и там познакомился и сошелся с бабушкой. К Вишневскому бабушку назначили после войны.
С какой нежностью я вспоминаю это время, и моих ангелоподобных бабушку и дедушку! О, Господи, умоляю! Дай мне, пожалуйста, возможность еще раз хоть немного побыть вместе с ними!
Больше всего я любил болеть! Меня сразу укладывали в кровать и несли все, что меня радовало, восхищало, притягивало…. Какао, торт, кукурузу, макароны с зеленым сыром, чудесную ветчину, изумительный хлеб, швейцарский сыр и прочее. Ну что, прочее? Надо сказать: мед, варенье, сгущенку и вкусное лекарство от кашля, которое все ненавидели, а я очень любил за странный привкус.
Когда наступал вечер, и бабушка с дедушкой смотрели телевизор в другой комнате, я, больной и счастливый, осторожно вылезал из кровати, (предварительно притворившись спящим) и в белой ночной рубашке, тихо, медленно шел по теплому, блестящему, паркетному полу к темно- синему окну, разукрашенному зимними красивейшими узорами. Оно завораживало меня! Вечер, почти ночь, а оно все сияет! Сверкает белыми искрами, красными, золотыми, зелеными! Я мог часами стоять у окна и смотреть на этот радостный цветной спектакль, ожидая какого- нибудь чуда! Но часами не получалось. В комнату заглядывала бабушка, и, охнув, быстро укладывала меня обратно в кровать, запретив даже « высовывать нос»! Я не высовывал, под одеялом ел шоколад и крепко засыпал.
…Наступал Новый Год! Когда до праздника оставалось десять дней, приехал папа и привез высокую пушистую елку, сразу на всю квартиру запахшую хвоей. Он был одет в военную стеганую телогрейку, за широким армейским поясом у него был топор. Лицо было красное, обмороженное. Ни с кем не разговаривая, папа быстро установил ёлку, и бросив на меня один-единственный жесткий взгляд, ушёл. Разговаривать с ним никто не пытался, видимо, это было не принято.
…За пять дней до Нового года, мы с мамой ходили на ёлку во Дворец Съездов. Эта ёлка считалась одной из лучших. Помню огромный зал, богато украшенный всякой всячиной, увиденной мной впервые… Гигантскую ёлку, играющую разноцветными огнями… Весёлую музыку, радостный счастливый визг детей! Скакание зайцев, лисиц, медведей! Потрясающий бас Деда Мороза! Тоненькую, сверкающую красавицу Снегурочку! И главное! – подарок, собранный из редких конфет! Хорошо! Очень довольный, я подарил маме одну конфетку. Она меня поцеловала.
Через два дня мы пошли во МХАТ на «Синюю птицу». Я ничего не понял, но мне опять было хорошо. Почему? Не знаю. Может быть потому, что подарок опять был шикарным. Но артисты