под открытым небом и вывешивали его сушиться на солнце. В бураны и снегопад не выходили из хижины, иной раз дня по четыре. На новогодний день святого Сильвестра они построили тепловой аэростат и в полночь запустили его, а потом и дни стали уже длиннее. Постепенно таял снег, на крутых местах после полудня с грохотом сходили лавины. Горные тропы и перевалы ещё долго оставались непроходимыми, но на склонах, освещённых солнцем, уже пробивалась трава.
Сурки просыпались из зимней спячки оттого, что талая вода заливала их норы. Они выползали на свет и потягивались своими затёкшими конечностями; после полугодового поста от них оставались лишь кости да шкурка. Но прежде чем пуститься на поиски корма, они спаривались, кувыркаясь по лугу, трепыхаясь и натужно дыша, слипаясь в один комок шерсти, потому что время в горах коротко; кто хочет успеть до наступления следующей зимы зачать потомство, выносить его и выкормить, тому не следует откладывать дело на потом.
Мария и Якоб лежат на шерстяном одеяле на солнце, пьют родниковую воду и жуют вяленое мясо серн. Она положила голову ему на руку, он поёт ей песню, которую выучил в Шербуре.
– Хочешь, я напою тебе песню Якоба?
– О да! – говорит Тина.
À la Claire fontaine m’en allant promener,
J’ai trouvé l’eau si belle que je m’y suis baigné.
Il y a longtemps que je t’aime, jamais je ne t’oublierai.
Sous les feuilles d’un chêne je me suis fait sécher.
Sur la plus haute branche le rossignol chantait.
Il y a longtemps que je t’aime, jamais je ne t’oublierai.
Chante, rossignol, chante, toi qui as le cœur gai,
Tu as le cœur à rire, moi, je l’ai à pleurer…[1]
– Красиво, – говорит Тина. – Как ты думаешь, Мария уже беременна?
– Ничего про это не знаю.
– Странно. Оба хороши собой и здоровы, молоды и влюблены и проводят полгода вместе в альпийской хижине, в снегах, укрытые от глаз, не имея никаких особых занятий, причём большую часть из этих часов – уютно и в согласии устроившись на медвежьей шкуре перед камином – и чтобы при этом не забеременеть?
– Почём мне знать. Прихоть природы.
– Может, они разругались? Знаешь, ведь когда люди так надолго заперты вместе, у них может развиться психологическая непереносимость другого.
– У тебя могла бы развиться психологическая непереносимость меня?
– А может, Мария заболела? Или у Якоба была проблема с этой его штукой.
– У него не было проблемы с этой его штукой.
– Но меня бы не удивило, если бы у него всё-таки была такая проблема. Это часто случается как раз у людей типа Тарзана. Вот именно у них.
– Да прекрати. Не было у него таких проблем.
– Почём тебе знать?
– Вот как раз это я знаю. Ты сама увидишь.
– И откуда тебе вообще известно, что Мария не беременна?
– Оттуда, что в церковных книгах того времени нет записи насчёт родов Марии Магнин.
– Ты что, смотрел эти книги?
– Разумеется.
– Может, она потеряла ребёнка в ходе беременности, или он родился мёртвым. Такое часто случалось в те времена.
– Может