это сказал?
– Сам крестьянин!
– Зачем тогда вы пришли?
– По приказу капитана!
– Какого ещё капитана?
– Ну, нашего капитана, дубина ты этакая! Бенджамена Фон дер Вайда, командира третьей роты Лесного полка!
– Да мне насрать ему в шапку! Я с почестями уволен со службы!
– Капитану тоже насрать тебе в шапку! Но у него есть приказ доставить тебя вниз!
– От кого?
– От короля!
– Какого короля?
– Короля Франции, кретин ты этакий! Людовик XVI желает, чтобы ты немедленно прибыл!
– Король? Чтоб я прибыл? С чего бы это?
– Подчиняйся, чёрт возьми, приказу!
– А Мария?
– Она королю без надобности. Может здесь хоть заплесневеть, как уже сказано.
– А если мы не спустимся?
– Тогда мы тебя достанем! У капитана есть сотня горных стрелков, уж они-то тебя изловят.
– Это мы ещё посмотрим.
– Когда-то и ты заснёшь. А рота из горной сотни не спит никогда. Так что не придуривайся, Якоб! И не пытайся сбежать! Нет на земле такого места, где бы тебя не смог найти король Франции!
После этого они перестали перекрикиваться, и между горными вершинами опять воцарилась тишина. Мария и Якоб не спустились вниз, а удобно устроились в своём укрытии между двумя медвежьими шкурами. Солдаты сели на скамью возле пастушьей хижины, откупорили бутылку грушевого шнапса и постепенно выпили её до дна. Снежные поля на отрогах гор сперва пожелтели и порозовели, потом стали лиловыми и голубыми. Когда наступила ночь, солдаты были уже приятно согреты грушевым шнапсом, и их одолела сонливость. Они вошли в хижину и уснули на соломенном тюфяке Якоба.
Наутро из камина поднимался дым. Солдаты вышли наружу и снова принялись звать Якоба, но тот не показался. За весь день так ничего и не сдвинулось. Серны уже выглядывали из-за скал, всё ли спокойно. И снова горные отроги окрасились лиловым и голубым, и солдаты снова напились допьяна и улеглись в хижине спать.
Так прошло три дня. Когда солдаты проснулись наутро четвёртого дня, перед хижиной стояли только два коня, а следы копыт остальных двух уводили вниз и терялись в долине, покрывшейся нежной зеленью. Я так и представляю себе, как Мария и Якоб садятся верхом на коней, словно двое королевских детей из заснеженных гор, и едут в проснувшуюся весну, счастливые и бесстрашные, навстречу грядущему несчастью, навстречу неотвратимой новой разлуке после полугода самой сокровенной близости.
Якоб и Мария едут вдвоём на одном коне, чтобы быть ближе друг к другу, а вторая лошадь топочет позади и отдыхает. Но как бы они ни медлили, верховая дорога от Яунского перевала вниз до Грюйэра не может затянуться дольше, чем на пару часов, и не миновать того мгновения, когда им пора прощаться, на перекрёстке, под защитой могучего древесного ствола, позади сарая. Последний поцелуй, последнее объятие, пока две лошади безучастно щиплют на обочине дороги молодые одуванчики, нашёптывание клятв в свете убывающего дня, неразличимый лепет, слёзы в уголках глаз, потом ещё одно объятие,