он был?
– Из Ивано-Франковска. Зазвонов сейчас в Англии. И нас пятеро получается.
– Три, пять, один хрен. Прилетит Зазвонов как миленький, к другу-то. К своему заряжающему. Прилетит, как думаешь?
– Обязательно!..
3
…Я всегда помнила, что старший Каффер, управляющий, высоченного роста, сухой, седоусый, женился поздно, на маленькой, полной ясноглазой девушке, дочери бывшего компаньона Адама Киркора. Так что арийская кровь Кафферов получилась сильно разбавленной: Киркор был поляк, конкурент моего прадеда, Аарона Ландау, владевшего типографией и переплетной мастерской. Стараясь его разорить, Киркор приобрел какие-то Аароновы черты, без этого невозможно, это мне еще в сороковом году объяснил Ганси Каффер – мы будто бы больше похожи на наших врагов, чем на наших союзников.
Ганси был уверен, что все обстояло гораздо хуже – у жены Киркора были еврейские предки, очень-очень давние, настолько давние, что их наличие, даже если бы их обнаружили по документам, не помешало бы Ганси носить красивую черную форму. Симпатию же ко мне – он всегда говорил именно так: «симпатия», «я тебе симпатизирую» и тому подобное – Ганси в порывах откровенности – насколько откровенность была ему доступна – это большой вопрос – объяснял тем, что в веке XVI какой-то жид засунул обрезанный член в одну из его прапрапрабабушек, из-за чего Ганси не только испытывал симпатию, но временами чувствовал в себе слабину, мягкотелость и прочее, что никак не приличествовало званию гауптштурмван – или бан, не помню, никак не могла запомнить эти эсэсовские чины, – фюрера.
Аарон был из рода знаменитого раввина Элиезера Ландау. Дед Исаак учился в Швейцарии и Франции, ему предложили лабораторию при Варшавском университете, он развелся со старой женой, уехал из Вильно, забрав моего отца, Илью, и меня, убившую при рождении свою мать, сноху Исаака. Отец показывал фотографию моей матери, говорил, что я точная ее копия. Он работал у деда ассистентом, был болезненным, худым, как-то проговорился, что у деда с моей матерью были особые отношения, но сам испугался своих слов. На похоронах умершего от сердечного приступа отца я встретила Пьера Карну, французского инженера. Моего Пьера, незабвенного.
Дед женился на дочке торговца фруктами. Ананасы, персики, груши. Потом его скрутил мышечный паралич. Он лечился, но без результата. Через много-много лет я читала роман одного польского еврея, успевшего убраться в Америку, где была изложена почти вся история моего деда, вплоть до его смерти. Этот еврей все, конечно, придумал. У него получилось очень трогательно. Если я скажу, что литература богаче жизни, то буду, наверное, не права, но, читая роман, я плакала. Вспоминая свою жизнь, в частности – деда, я лишь стискиваю челюсти, и протезы врезаются в десны.
Моя новая бабка, жена деда, была старше меня на каких-то шесть- семь лет. Тот еврей описал ее очень правдиво – роскошные, медь с золотом, волосы, раскосые зеленые глаза, тонкая талия, большая грудь. Широкие бедра, конечно. Ноги были длинными, она не била пятками по заднице при ходьбе, как многие еврейские красавицы.