червячок в яблоке, прогрызла туннель аж до самого виска. Промучившись полночи, Виолетта встала ни свет ни заря. В зеркало на неё глядело чужое перекособоченное лицо. Щека раздулась, под глазом образовался оттёк.
Город утопал в медовом аромате и в гулком жужжании пчёл. Баба Вера утверждала, что Богородица, спускаясь на землю, отдыхает на липе – именно на ней она когда-то сушила пеленки Христа. И еще Виолетта знала, если в пути застанет гром и молния, то прятаться лучше всего под огромной кроной липы. Считается, что молния никогда не ударяет в это дерево.
Прикрывая носовым платком припухлость щеки, она дёрнула стеклянную дверь поликлиники и ощутила удар совершенно другого букета ароматов. Яркий специфический душок карболки почему-то напомнил «художку». Так же пахла открытая баночка с гуашью, в которую она макала колонковую кисточку.
Противная тётка в стеклянном окошке регистратуры долго мучила её вопросами, заполняя «путевой листок» и не обращая никакого внимания на искривленное болью лицо пациентки.
– Сто первый! – выкрикнула наконец мучительница и протянула исчирканный мелким зигзагообразным почерком талон.
Потом было долгое ожидание на обтянутой дерматином скамье, где, плотно прижимаясь друг к другу, сидели точно такие же корчащиеся от боли люди. Каждый чувствовал себя, как узник перед расстрелом. Было страшно. С одной стороны хотелось уйти, с другой, чтобы поскорее привели приговор в исполнение. Каждый шёл в кабинет, как на эшафот, обречённо прощаясь взглядом с теми, у кого ещё оставался шанс встать и, со словами «да гори всё синим пламенем», гордо уйти. Просидев полчаса около двери, издающей ужасающие звуки сверления и стонов, Виолетта уже готова была именно так и поступить, ей даже казалось, что зуб перестал болеть. Она помяла пальчиком щёку – нет, в самом деле, не болит, но в этот момент из-за двери раздалось требовательное:
– Сидоркина!
От неожиданности Виолетта подскочила, и поскользнувшись, влетела в кабинет носом вперёд. О чудо! На фоне голубого неба, заглядывающего в прорези приподнятого жалюзи, на неё смотрел он… Бред Питт! Такими же голубыми, как и небо, глазами.
Не помня себя от счастья, Виолетта павой, кокетливо покачивая бёдрами, обошла кресло и медленно, держа спину в струночку, опустилась на мягкое сиденье. Развернувшись вполоборота, грациозно прислонилась к спинке, оттолкнулась каблучками, съехала в углубление кресла и (почти как Шерон Стоун) вскинула ноги верх, красиво уложив их на мягкую опору, приковав взгляд Бреда Питта и блондинистой медсестры к своему главному достоинству.
Выбритую в темноте перламутровую кожу ног снизу вверх расчерчивало кривое междурядье густых волосяных зарослей.
С тех пор Виолетта ноги не брила, а, собираясь к врачу, неизменно надевала брюки.
Проводили
Котька Дрищев, как и всякий настоящий мужик, любил выпить.