человек, который неоднократно удостаивался лицезреть все эти чудеса, именно вышеназванный Ширвани-Хаджи-Абдулла. Шамиль, которому передавал он все виденное в подробности, приходил от его рассказов в благоговейный ужас, и серьезно ему советовал, а в последствии запретил положительно рассказывать об этом кому-либо из живых людей, на том основании, что если Богу угодно делать подобные откровения одним лишь избранным, то ясно, что он не желает сделать этого в отношении других людей; а потому и следует сохранить все это в строгой тайне, иначе Бог непременно убьет ослушника. Но Хаджи-Абдулла, не слушая доброго совета, продолжал рассказывать народу о своих похождениях в загробном мире, – и предсказание Шамиля скоро оправдалось.
Однажды, когда упражнялся опять он в чтении книг, а потом, войдя в экстаз, начал призывать имя Божье, – несколько человек, мало доверявших его рассказам, заперли снаружи дверь его комнаты, и раньше того заколотили окна. Преградив таким образом выход, люди эти остановились неподалеку сакли подвижника, желая узнать что из этого выйдет. Они дожидались очень долго, потому что Хажди-Абдулла, не зная этой проказы, спокойно продолжал свое дело, и уже по окончании обморока появился вдруг вне дома, к особенному ужасу людей, которые заперли его.
Вы думаете, что можете сделать что-нибудь против Бога, говорил он им: вы ошибаетесь: вот вы заперли меня, воображая, что без вашей помощи я не выйду; а между тем Бог послал своего ангела выпустить меня через окно, и вот теперь я между вами… Верите ли после того, что я нахожусь под особенным покровительством пророка?…
Окно действительно было отворено, и потому не уверовать было нельзя. Но Хаджи-Абдулла уж слишком увлекся своим торжеством: желая подействовать не обращенных еще сильнее, он рассказал им все, чему только сейчас был свидетелем; и тогда то сбылось предсказание Шамиля: через день после этого, предавшись по обыкновению душеспасительному своему занятию, Хаджи-Абдулла очутился, вместо обморока, в объятиях смерти.
Выслушав эту легенду, я увидел возможность снова заняться исследованием болезни Шамиля, в которой при прошлогодней попытке осталось неразъясненным одно обстоятельство, именно: что он чувствует, или какие видения представляются ему во время обморока? Почти все сочинения, в которых разбирается личность Шамиля, и даже изустные о нем сведения, упоминали о том, что в известных случаях он предавался этому обмороку преднамеренно, а по окончании его объявлялось кому следовало, что пророк или посланник Божий приказал ему принять ту или другую меру, конечно соответствующую его видам.
Округлив должным образом фразу своего вопроса, я предложил его Шамилю. В ответе своем Шамиль снова повторил то, что говорил о своей болезни в первый раз; и потом убедительно доказывал, что все слухи о сношениях его с нездешним миром суть не что иное, как вздор, выдуманный даже не врагами его, хорошо его знавшими, а людьми,