.

замерзший сад.

      Затихни мир, не надо слов.

      Где говорят одни глаза.

      Любила первая любовь.

      Грозила первая гроза.

      Они пошли по мостовой.

      Не торопясь, издалека.

      Как сладко дышится весной,

      И как сама весна сладка.

      Переливался и блестел.

      Небесно-звездный знак Весы.

      Скупой восход им руки грел,

      Но счастья коротки часы.

      Любовь и смерть, смерть и любовь.

      Как театрален был финал,

      Но настоящей была кровь.

      Как жаль, не понял это зал.

      Дней через сто придет весна.

      Сквозь толщу снежной скорлупы,

      Я вновь услышу ее звон.

      Но не появится Она,

      И из ушедшей вдаль толпы

      Не улыбнется больше Он.

      ***

      Уфа. Тысяча девятьсот девяностый.

      Пыльный июль разомлел от жары.

      Свадьба до загса, покойник к погосту,

      Очередь к пиву, шпана во дворы.

      Я же подальше от спекшихся мыслей,

      Образов, лиц, аллегорий и снов.

      В каменной бочке мозги мои скисли.

      Мне не достать из нее свежих слов.

      Мятый асфальт в радиации солнца,

      Мстит каблукам за разбитый покров.

      Дом – ветхий айсберг пялит оконца

      В реки дорог и озера дворов.

      Улочки, улицы, серые площади

      Смяли пространство стальной теснотой.

      Бронзовый дядя на бронзовой лошади

      Машет кому-то усталой рукой.

      Может быть мне, только нет вдохновенья.

      В голову лезет толпой ерунда.

      Что-то ушло, и в беспечном движеньи,

      Я не заметил, что и куда.

      ***

      – Угостите сигаретой, —

      Кареглазая девчонка.

      Может Лена, может Света.

      А быть может и Аленка.

      Неспешна поразминала

      Даровую сигарету.

      Может Таня, может Алла,

      А быть может Виолетта.

      Грациозно прикурила.

      Затянулась дымом вволю.

      Может Вика, может Мила,

      А быть может даже Оля.

      И ушла, а я остался,

      Получив лишь «до свиданья».

      Долго у Невы шатался

      То ли Дима, то ли Ваня.

      04. 08. 90. Санкт-Петербург.

      Вот завод. Его выстроил зек.

      А вот я. Меня выстругал Батя.

      Вкруговую пускаю «Казбек»,

      Спрятав душу в помятом халате.

      А напротив сидит сам Христос.

      Говорит что-то в общих чертах.

      Руки в шрамах и сломанный нос.

      Будто только что сняли с креста.

      Рассыпается прерванный сон,

      Превращая действительность в бред.

      А в проемах замерзших окон,

      Жег свечу недоспавший рассвет.

      И дышала на ладан зима,

      Догоняясь последним морозом.

      Мне понятна старушка весьма.

      Что стихи? Когда вот она, проза.

      Вот работа бурлит и кипит,

      Но, увы, я у ней не во власти.

      Кроет