впечатлением, Кнур вытащил из кошля на поясе морковку, разломил ее пополам, громко откусил от одной половины, и протянул другую Горму. Услышав этот звук, пес встрепенулся и понюхал воздух. Взяв пол-морковки, Горм отломил маленький кусочек, и кинул – пес поймал кусок в воздухе и захрустел.
– Хочешь еще морковочки, пёса? Пойдем с нами птичек погоняем, морковочки поедим, птичку зажарим, тебе ножки дадим, головку, потрошки, – уговаривал Горм. – На что ты твоему старому хозяину дохлый? А потом вернемся, я тебе обещаю… На кусочек…
Пес думал. Наконец, манимый морковкой, он встал, сделал шаг к проему, другой… перелез через кучу земли и песка и сел перед Гормом в ожидании угощения.
– Как же звать-то тебя, – приговаривал Горм, трепля собачьи уши и прикармливая зверя еще одним кусочком моркови. Он повернул ошейник из серебряных пластин, терявшийся в белой гриве на шее пса. Рядом со вставкой из цепочки, ведшей к кольцу для поводка, виднелись две буквицы Вёрдрагнефы, одна с закорючками для обозначения гласного звука.
– Надо было мне внимательнее слушать Виги… Стольких закорючек я и не помню… Хен? Хоун? Хан?
Пес полувопросительно гавкнул.
– Пойдем, Хан, поможешь нам поймать пару куропаток, или тут гуси еще летали… Дай только скажу слова. Воин древних времен, не знаю твоего имени, я, Горм Хёрдакнутссон, беру этого пса у тебя в долг, и верну его или виру за него в твою могилу, дай только срок. Чудное дело – волшебная белая собака из полого холма, что ведется на морковку… Может, ты еще и говорящий? Хан?
В карих, слегка раскосых глазах зверя, обрамленных густыми белыми ресницами, снова отразилась мысль. Хан тронул передней лапой Гормово колено и оглушительно залаял.
Глава 7
Ладья с опущенной мачтой, уключинами, смазанными тюленьим салом, и веслами, обернутыми размочаленными тряпками, чтоб тише плескали, пряталась за небольшим островом в устье одного из несчитанных фьордов, изрезавших восставший из-под ледников крутой берег западной оконечности Свитьи. Вода во фьорде была гладкой и пронзительно синей – в ней отражалось стиснутое высокими скалистыми берегами небо. По другую сторону от острова, по морю шли небольшие волны.
– Наврал тебе Гуннлауг! Где кнорр, где нарвальи бивни! Третий день здесь стоим, – возмущался Миклот. – Недаром его прозвали «Змеиный язык!»
– «Змеиный язык» его прозвали за то, что кончик языка у него разрезан вдоль. Рубился с кем-то, высунул язык невесть с какой блажи, и получил мечом по языку и по подбородку. Он верно все сказал, просто ветер не по поре слабый, да не туда дует. Кнорр и бакштагом-то идет ни шатко, ни валко, а тут ему вполветра идти надо, – Годлав сплюнул за борт и отхлебнул из меха кислого и изрядно отдававшего козой вина.
– Все, ждем еще день, на следующем рассвете уходим. На островах у доней уже бы двум купцам точно груз облегчили, – Миклот протянул руку к меху.
Годлав оттопырил нижнюю губу и отправил винный мех обратно под лавку.
– На островах у доней, ты бы уже от двух