же дочь самого Туркаса – хозяина Гедеоникса!
– Не может быть, – ответил Элекс.
– Ещё как может, чудак. Теперь проси чего захочешь у её отца. За свою любимую дочь он, несомненно, расщедрится.
– Куда потащили похитителя? – задал мучающий его вопрос Элекс.
– Известно куда! В башню. – Кивком головы, продавец указал на возвышающийся у самой кромки моря бастион. – Его наверняка казнят.
«Этого ещё не хватало», – думал Элекс, шагая по улице в сторону дворца, служащего правителю Гедеоникса резиденцией и жилищем одновременно. – «Из-за моего необдуманного вмешательства убьют человека. Ну и порядки здесь»! Элекс надеялся увидеть самого Туркаса и просить его о сохранении жизни вору. Ему казалось логичным рассчитывать на милосердие правителя, учитывая его – Элекса участие в этом инциденте.
Он оказался прав только наполовину, – его приняли и провели в палату правителя почти сразу, чего удостаивался далеко не каждый желающий. Воин, недавно сопровождавший дочь Туркаса Гемму, был вызван к воротам, и после того как он опознал в Элексе «спасителя господского кошелька», его пропустили. Правитель встретил его в деревянном кресле с высокой, резной спинкой. Сиденья для посетителя видно не было, и Элекс остался стоять. По мере изложения своей просьбы, он замечал, как бородатое лицо Туркаса всё больше и больше мрачнеет. Наконец, юноша выдохся, убедившись, что слова его не возымели ожидаемого действия. Настала очередь правителя дать ответ на неожиданную просьбу. Грубый и властный голос человека привыкшего отдавать приказания, зазвучал раскатистым эхом под куполообразным сводом залы.
– Мой закон не предусматривает исключений ни для кого, чужестранец! Да и что тебе до какого-то вора, который понесёт суровое, но заслуженное наказание благодаря твоему своевременному вмешательству?
– Именно по этой причине, я и прошу за него.
Чёрные брови Туркаса на мясистом лице удивлённо поползли вверх.
– Если я правильно понял, ты равнодушно отпустил бы вора, позволив ему безнаказанно обокрасть мою дочь? – взревел недовольный Туркас.
– Нет! Я бы вернул похищенное, но не стал бы содействовать смерти человека, пусть даже виновного в совершённом. Таков обычай моего народа.
– Что это за народ? – прищурив один глаз, подозрительно спросил Туркас. – Наверняка он слаб, коли, способен прощать подобное. – Заметив на лице Элекса тень гнева, правитель обвиняющим жестом ткнул указательным пальцем ему в грудь:
– Диурды – вот твой народ!
Элекс, не отрицая и не подтверждая, молча, ждал продолжения, а Туркас так же молча рассматривал юношу. Наконец, он произнес:
– О вашем могуществе в мире полно сказаний. Сможешь ли ты проделать, что-нибудь из фокусов приписываемых твоему народу? Элекс не отвечал.
– Может ты и вправду слишком слаб?
По негодующему взгляду, брошенному юношей из-под бровей, Туркас убедился в том, что оказался прав в своем предположении, что молодой чужестранец, действительно