в члены наши. Я – бог Атум, что находится в передней части Нут (неба)! Меня и фараона защищает сила, которая остается со всеми богами на вечные времена – божественная сила с прародины Та-Урса!»[46]
Закончив читать, Эйе развернул кусок папируса и, окунув кисточку в черную краску, изобразил на нем виньетку, где воин, олицетворявший Аменхотепа, копьем пронзал демона-змея. Аналогичных виньеток жрец нарисовал ровно семь. Лишь после этого он покинул свою каморку и отправился во дворец.
Наведавшись в покои фараона, Эйе, с позволения хозяина, аккуратно развесил свои рисунки по стенам, пообещав, что они будут охранять владыку Египта от ночных посягательств демона.
Как подтвердилось впоследствии, молитвы и виньетки Эйе оказались и впрямь весьма действенными: демон несколько ночей кряду «являлся» к Аменхотепу, но так и не смог завладеть ни его разумом, ни его душой.
Тем временем Ранеб, напротив, решил прибегнуть к помощи демона. Переодевшись горожанином, он теперь ежедневно посещал торговую площадь, где можно было купить все, что угодно, вплоть до змей, которых бесстрашные и ловкие змееловы добывали в бескрайней песчаной пустыне. Именно на покупке змей и сосредоточился Верховный жрец, всякий раз по возвращении в свою обитель во множестве принося их в дар Апофису. Ибо хотя сей демон и имел сам же обличие змея, однако, согласно древним преданиям, более всего предпочитал жертвоприношения именно в виде своих земных сородичей.
Никто из жрецов Египта, в том числе и Ранеб, уже и не помнили, почему именно перед изваянием Апофиса принято было обезглавливать змей: смысл сего ритуала затерялся в глубине веков…
По прошествии нескольких дней после возвращения из Саккары Аменхотеп собрал государственный совет, умышленно не сообщив об этом Верховному жрецу Ранебу. На совете присутствовали лишь эрпатор, чати Хану, первый и второй советники, главный писарь, хранитель печати, хранитель казны да с десяток важных сановников. Следуя совету мудрого Гора-Нармера, фараон ближе к концу заседания провозгласил:
– Во благо священной земли Та-Кемет считаю необходимым многократно увеличить храмовые подати в казну Инебу-Хеджа!
Ответом Аменхотепу послужила мертвая тишина. Он обвел присутствующих цепким взглядом, но прочесть по выражению лиц царедворцев их тайные мысли так и не смог. Тогда владыка Египта перешел к более решительным действиям – к вопросам в лоб.
– В первую очередь хотелось бы выслушать твое мнение, Мемес! – обратился он непосредственно к первому советнику.
Тот, явно замявшись, уклончиво промямлил:
– Право, о, солнцеподобный, я затрудняюсь с ответом. Боюсь, сия мера может повлечь недовольство со стороны настоятелей крупных храмов и влиятельных жрецов… Хотя, с другой стороны, государственная казна пустеет с каждым днем…
Резко взмахнув плетью, сжимаемой в левой руке