ему себя. Другое, с застывшим, мертвенным лицом, совлекает одежду. У края постели юноши притаилась мужеподобная ведьма в пенсне. История искусства знает множество самых соблазнительных волшебниц, но чтобы настойчиво представлять ведьм как похотливых чудовищ, нужно быть хотя немного мизогином, а Сомову его противоречивого женоненавистничества занимать не приходилось.
Несмотря на распространенность в искусстве Сомова мотивов потустороннего, их еще больше в дневнике художника, в котором он описывал задуманные им произведения. Вот лишь некоторые из многих десятков подобных сюжетов: «Несколько ночей, засыпая, придумал подробности для картины – шабаш»[188]; «Сюжет картины, надуманный как-то ночью: пейзаж вроде моего Bloemaert’a. Gibet[189] с повешенн[ыми]. Неясная луна. Колдунья над очагом: искры. По воздуху летят на скелетах лошадей, метлах колдуны и черти. Эротич[еские] объятия. Молодая бледная, или труп, или в летаргии (м[ожет] б[ыть], могила раскрытая?), бледная, в голубой рубашке, ее насилуют (его силуэт)»[190]; или: «…делал заметки – для своих картин – о шабаше, о envoûtement[191]»[192] и т. д. Большинство этих замыслов не было реализовано художником: возможно, Сомова, почти всегда болезненно неуверенного в себе, пугали сложности, связанные с работой над задуманными произведениями.
В начале Нового времени далеко не все полагали, будто ведьмы путешествуют на шабаш в своем физическом теле. Тогда, как и сейчас, считали, что ощущение полета было следствием использования содержащих галлюциногенные растения мазей, которыми они натирались, желая попасть туда. В большинстве своем эти составы наносились на чувствительные ткани влагалища, для чего использовались ручки метел, ухватов, вил и т. д. Это привело к появлению популярного представления о полетах ведьм на метле[193]. В то же время ощущение полета относится к числу распространенных переживаний женщинами секса[194]. Мотив полета часто встречается в произведениях Сомова, связанных с потусторонней или просто волшебной тематикой. На одной из иллюстраций к «Книге маркизы» обнаженные ведьмы с метлами и без оных в окружении чертей летят на шабаш. Еще один чертик висит в воздухе над спящей в пикантной позе девушкой (1906). Полуобнаженная женская фигура пролетает над землей в вышеупомянутом «Волшебном саду».
В научной литературе существует представление о том, что художники часто обращались к макабрическим сюжетам под впечатлением от ужасных событий, свидетелями которых им довелось стать[195]. Это может служить дополнительным объяснением обилию таких замыслов в дневнике Сомова времен Гражданской войны в России. Кроме того, еще в XVIII в. было замечено, что ужас, испытываемый зрителями при созерцании самых жутких и мрачных произведений искусства, легко превращается в желание[196], и, если Сомов также обратил на это внимание, здесь нет ничего удивительного.
Во времена охоты