Редко кто из молодых людей думает о женщине больше, чем о себе. Я не говорила бы тебе этого, если бы не любила тебя. Ты очень юна, моя дорогая. Не допусти, чтобы тебя обидели.
–– Да ведь я ничего ему и не позволяю!
–– Охотно верю. Но никто не знает, как повернётся дело. Ты так молода, что можешь совершать поступки, только потом осознавая их глупость. Я бы не хотела, чтобы этот юноша воспользовался тем, что ты неопытна, и тем… что тебе с ним, так сказать, весело.
–– Дени не такой, мама… Он порядочный.
–– Ты не можешь знать в точности, каков Дени, – сказала я мягко. – Поверь мне, Аврора. Я знакома со всем этим на собственном опыте.
Она даже с каким-то испугом смотрела на меня. Видимо, я разбудила в ней сильные подозрения насчёт нового друга. И я не жалела об этом.
–– Помнишь, что сказано в Евангелии, девочка? Не следует метать бисер перед свиньями. Твоя красота, юность, неопытность – это сокровище, Аврора. Подумай, как им распорядиться таким образом, чтобы это не заставило тебя страдать.
–– А разве бывает любовь без страданий? Я вижу, как ты мучаешься из–за господина герцога!
–– Если это вправду любовь, то, пожалуй, можно и пострадать, – сказала я улыбаясь. – Но страдать из-за низости какого-нибудь мальчишки – это уж сущий кошмар, и я не хочу для тебя этого.
Я привлекла её к себе и, поцеловав в висок, проговорила:
–– Я хочу, чтобы ты была счастлива.
–– Ты замечательная, – сказала она искренне. – Ты самая лучшая моя подруга.
Я рассмеялась, и мы вместе отправились на кухню, чтобы проследить за приготовлением сливочных вафель на ужин.
Потом я несколько раз вспоминала об этом разговоре и невольно думала: до чего же мои слова были похожи на слова матери аббатисы, когда она напутствовала четырнадцатилетнюю Сюзанну де Ла Тремуйль перед поездкой в Бель-Этуаль. Поистине, все в жизни возвращается на круги своя.
В отличие от довольно-таки тревожного начала января, февраль и март моей парижской жизни были очень спокойны. Я начинала свой день в десять утра с какого-нибудь визита, а до вечера успевала посетить многие многолюдные места и побыть на виду. Я смирила свою гордыню и теперь была на дружеской ноге со многими известными буржуазками. Я даже принимала их у себя. Дважды мне удалось встретиться с самой Жозефиной Бонапарт. Нынешнее положение жены кумира её почти не изменило: она лишь стала одеваться лучше, а в остальном ничуть не заважничала. Жозефина обожала общество аристократок и часто приглашала их к себе – разумеется, на свою половину, ибо её муж-генерал весёлого времяпровождения не любил, не танцевал и с дамами почти не любезничал.
Ну, а если мне удалось побывать гостьей самой гражданки Бонапарт, то о прочих дамах, таких, как супруги директоров и нуворишей, и говорить не приходилось. Их тешил блеск моего имени, возможность побывать в тени столь громкого титула. Насчёт всего прочего я не обольщалась: они любили меня не больше, чем я их. Просто сейчас вздохи по монархии вошли в моду. Некоторые находили,