нам неведомо, и как пишет для нее этот царский сплетник тоже. Может, через пень-колоду, так что слова не разберешь.
– Это кто там? Ты, что ли, Жадин?
– Я, царь-батюшка, я.
– Не доверяешь, значит, хитрован? – прищурился царь.
– Так кто ж их, иноземцев, знает! – сокрушенно вздохнул боярин Жадин. – Хотелось бы проверочку ему для начала устроить.
– Здраво мыслишь, – улыбнулась Василиса Прекрасная. – И как проверять думаешь?
– А помните, матушка, как государь наш в прошлый раз серчать изволил, когда всю реку Великую, кормилицу нашу, сетями перегородили? Сколько рыбы зазря погубили! Вот ежели царский сплетник сумеет прописать об ентом в своей газете так, чтоб тати рыболовные на всю жизнь закаялись близко к реке подходить да рыбную молодь по нересту травить, тогда, значится, честь и хвала ему. Нужного человека к делу приставили. Не зазря бумагу марает, и денежек на его содержание не так обидно отстегивать будет. Две недельки сроку ему дадим на дело ето, писцов выделим. Пусть мастерство свое покажет! А денег, покудова браконьеров не разгонит, не давать!
У царя глаза стали по полтиннику. Лично он представить себе не мог, что какая-то газетная статейка сможет отвадить рыбных татей от их исконного промысла – браконьерства. Он в полной растерянности посмотрел на Виталия.
– Нет, ну лихие у тебя бояре, царь-батюшка, – возмутился юноша. – Для того чтобы в газете что-то прописать, эту самую газету еще надо создать! А как я ее создам, если мне на нее денежек не дадут?
– А ты что, с помощью газеты браконьеров отвадить сможешь? – недоверчиво спросил царь.
– Запросто! – уверенно сказал Виталий, хотя в упор не знал, как будет это делать. – Не сразу, конечно. Подготовительную работу придется провести, опять же газету на ноги поставить.
– Так, деньги выделить в полном объеме! – резко сказал царь. – Чтоб к завтрашнему утру с каждого боярского рода по тысяче золотых было доставлено в казну. А царский сплетник никуда не денется. Куда он от нас убежит? Очень мне хочется посмотреть, как его газета браконьеров разгонит. Ух я тогда ентому аглицкому послу по его харе напомаженной нашей расейской газетой ка-а-ак вмажу! – мечтательно закатил глаза Гордон. – А потом скипетром, скипетром его! Да со всего размаху!
– Ну если все вопросы разрешены, может, стоит отпустить на сегодня боярскую думу? – спросила мужа Василиса Прекрасная.
– Все, кроме царского сплетника, свободны, – махнул рукой Гордон. С лица его не сходила мечтательная улыбка. – Обговорим частности. Как отчитываться передо мной будешь, о чем писать. Я царь-то добрый, но, ежели чего не так…
– Так его, царь-батюшка, так! – загомонила боярская дума, толкаясь уже в дверях. – На кол его, на кол!
– Если позволишь, я тоже удалюсь, – проворковала царица. – Никитушку нашего проведаю.
– Иди, матушка, – чмокнул жену в щечку царь, – иди. Но только царевича мне сильно не балуй. От наук воинских зазря не отвлекай. Вы тоже идите, за дверью постойте! – приказал Гордон страже.
Стрельцы, пропустив