А вот о том, что для сотрудников клиники Жанна Викторовна уехала – с прежней легендой про учёбу – сдавать сессию в Кэрри-колледже, не сказал. Пришлось на ходу сочинить нелепую историю про путаницу с датами, Ромка с понимающей улыбкой отводил глаза, подозревая обман, но он и представить себе не мог, какого рода этот обман!
После удачного «дебюта» – удачного, что там говорить! – когда рабочий день кончился, и они вышли в моросящий сумрак, Стас мысленно ударил Аи: хлёстко, наотмашь. Если бы не молнией мелькнувшее: «нарушит пластику», непременно бы залепил от всей души, так он был взбешён! Едва успокоился и всю дорогу тяжело молчал.
Ночь не принесла разрядки. Засунув – от греха подальше! – руки в карманы, шатуном болтался меж сосен и выкрикивал грубо и зло: «Идиотка! Все же знают, что Жанна уехала, куда ты лезла?! Чуть не испортила всё!». Так и орал, чуть голос не сорвал, бесновался, а рядом шумел прибой, с треском разбивая волны о камни старого причала на том же островке у границы.
Потом они весь день провели, гуляя по весеннему взморью, валяясь на пахнущих старым деревом досках причала, но прошлое не сошло на Стаса целебным бальзамом, и обратно он ехал опустошённый, с ноющими рёбрами, будто его били ногами. Аи сидела рядом, улыбаясь своим мыслям, как противник, задумавший очередной ход. Стас больше не чувствовал, что они заодно, и невольно вспомнил слова Питера про «дубликаты, которые начинали вести свою игру».
Хуже всего обстояли дела с профессором. Старик знал о существовании Аи, но прятался в свою рассеянность, никак не реагируя на попытки Стаса их познакомить. Последнее время он пребывал в том счастливом времени, когда Жанна была ещё ребёнком, и не замечал её теперешней неадекватности. Пожалуй, они оба – отец и дочь – были не в себе…
На трассу въехали молча, но, остановившись на заправке, просидели в машине битый час, препираясь на повышенных тонах.
– В гостиницу не пойду, – заявила Аи, дёрнув бровью, точно так, как это делала Жанна в моменты ссоры, – лучше уеду домой.
– Никуда ты не уедешь, у тебя договор с клиникой, между прочим, бессрочный.
– Это договор с Анной Турчиной, а я – Аи Тоба!
– Загляни в свой паспорт и успокойся, – сдерживая ярость, парировал Стас.
– Тогда я его расторгаю! – Аи уже рыдала, порываясь выскочить из машины.
И Стас решился. Хорошо, они едут домой. К ним домой – это понятно?
И как только двинулись в сторону Питера, Аи успокоилась, достала косметичку и ловко подвела на ходу стрелки глаз, тронула вишнёвым губы, брызнула любимыми духами Жанны (Кензо?) и бросила невозмутимо: «Ведь она не явится внезапно из Бостона? Тогда мне пора увидеться с отцом».
На удивление Лилонга встретил их появление спокойно, даже назвал «дочь» детским именем Тяджень, из чего Стас заключил, что старик крепко застрял в прошлом. За няню Стас не волновался: от старости она плоховато