в машину, и Карен демонстративно не вышел нас провожать, прятался за портьерами в номере, я всё смотрела на наше окно и под конец всё же увидела его лицо с прикрытым ладонью ртом – жестом отказа от борьбы.
Дорога была тряской, и, если бы не пятиминутные остановки-разминки, измотала бы нас вконец. Где-то посередине пути мы подъехали к небольшому, полузаглохшему оазису, и наши сопровождающие под руководством Стаса мгновенно устроили пикник, разогрев ресторанную еду на умело сооружённом костерке из колючих шаров перекати-поля. Была выпита бутылка местного кисловатого вина, и мы снова двинулись в путь.
Как часто потом, рассказывая об этом, – первые интервью были даны, когда ещё наркоз событий не давал ухватить главное, – мы пытались припомнить, в какой момент почувствовали неладное. Оказалось, что Дарина начала тревожиться ещё до храма, когда, проходя через колонны Луксорского замка, увидела группу арабов без формы, но с оружием, а я до последнего ничего не ощущала. Что касается Стани́слава, то он постоянно находился в ожидании – или предвкушении? – чего-то невероятного, и, как правило, его чаяния оправдывались. А тогда? Предчувствовал ли он что-то подобное?
У меня, видимо, произошёл сильный шок, и часть предшествующих событий напрочь стёрлась из памяти. Например, совсем не помню, где мы оставили машину. Впоследствии мне казалось, что возле самого храма, но ведь это невозможно – там всюду камни. Зато в сознании чётко отложилось, как все туристы пошли вверх по пандусу, а мы – в обход верёвочных заграждений, невзирая на окрики охраны – двинулись к нижней колоннаде и начали, как дети, прятаться за колоннами.
Нас туда, конечно, затянул Стас, он никогда не позволял себе и нам идти за толпой, вечно свои маршруты прокладывал. И вот, когда мы возбуждённо хихикали в ожидании, что нас начнут выволакивать из этого запретного для туристов места, раздался резкий крик, грохот и потом – целую вечность – продолжались отчаянные вопли и треск автоматов, усиленные и умноженные эхом сводов.
Я сразу вспомнила опасения Карена, меня охватило позднее раскаяние и тот рефлекторный страх, который зарождается в животе и, минуя никчёмную голову, начинает отдавать приказания телу. Я метнулась к нише в стене, там была дверь, увы, запертая. И я впечаталась в теневую часть ниши, слилась с прохладной стеной. До сих пор моя спина помнит выступ каждого камня. Повернув голову, я увидела, что Дарина и Стас стоят на виду, взявшись за руки, как скульптура заглохшего фонтана.
Прошло каких-то полминуты, показавшихся вечностью, и я услышала быстрые шаги и гортанные отрывистые команды. К нам уже бежали. Дальше опять ничего не помню, только всплывающие обрывки: три фигуры в грязно-белом, клетчатые платки, автоматы в руках нацелены… не на меня, а на Дашу и Стаса… Опять выстрелы, крики, но это наверху, а пыльные фигуры уже с опущенным оружием и открытыми в изумлении ртами неотрывно смотрят… Я