и была в состоянии держать ложку и даже писать кривыми буквами.
Удар стал водоразделом в жизни Виктора Генриховича. Он вдруг до пронзительной ясности осознал, что совершенно одинок. Это не имело ничего общего с прошлой тягой к одиночеству, когда ничто и никто не беспокоит, никаких звонков и посетителей, тишина и книги. Теперь он ощущал одиночество даже в толпе. Люди перестали для него существовать, и профессору стало совершенно безразлично, что о нём думают и даже вслух говорят. Про дочь никогда сам не спрашивал, и Стас заподозрил, что и Жанны для шефа не существует, но продолжал время от времени докладывать о положении дел, которое всегда оказывалось вполне удовлетворительным.
На самом деле так оно и было. Странная вещь: лишь только профессор в конвульсиях и блевотине свалился у дверей туалета, в тот же миг на другой стороне земного шара переключили невидимый тумблер, и подопечная психо-наркологической клиники Jeanne V. Lilonga неожиданно пошла на поправку. Буквально проснулась совершенно нормальным человеком и к вечеру уже была переведена в палату.
Выписка профессора совпала с настойчивым стремлением Жанны вернуться домой, и Стас метался между континентами, преодолевая за день какие-то уже немыслимые расстояния. Зато семейную встречу организовал блестяще и, сидя с чашкой чая в своём любимом кресле у окна, исподволь наблюдал за семейным счастьем, мысленно располагаясь между отцом и дочерью, одного обнимая за плечо, а другую прижимая к груди.
Аи
Этот выдуманный им эпизод материализовался уже на следующий день: Лилонга впервые назвал его сынком и предложил переехать к ним. Стас снимал небольшую квартирку в Стрельне, недалеко от клиники профессора, но последнее время, навещая его в больнице, часто оставался в доме на набережной. Он обещал подумать, а на самом деле просто тянул время. На то была особая причина: пока Жанна находилась в Бостоне, он изучил папку с её парижскими рисунками. И хотя психиатром не был, трёх курсов мединститута хватило, чтобы сделать вывод. Чистая шизофрения! А он-то размечтался – женится, войдёт в семью!
А ведь когда-то был даже влюблён, совсем потерял голову. Но за три года всё так изменилось! Из тугого, смуглого бутона Жанна превратилась в теряющий лепестки колючий шиповник. Отчёт французского агентства Pedigree, обнаруженный в сейфе, убедил окончательно. Все слухи, наблюдения и предчувствия вкупе с кошмарными рисунками и документами из сейфа, сложились в правильную картинку, подошли, как пазлы. Особенно поразила фантастическая история с двойниками. В ней был какой-то фокус, что-то болезненно-притягательное.
Стас засыпал и просыпался, а мысли ворочались в его мозгу без сна и отдыха, уговаривали, отговаривали, сами себе противоречили. Порой одолевало желание бросить всё, уехать – в тот же Бостон, фондом, к примеру, руководить, – но, обдумав всё и взвесив, решил «не гнать лошадей», «не лезть поперёк батьки в пекло».