сын Лады из… Белого Плеса.
Не понял, не разобрал или просто не знает? Даже не оглянулся. Как стоял скалой, с кажущейся небрежностью поводя мечом, так и стоит. Ладно.
Лотарь фон Элленштайн оказался скорее щитом. Длинный двуручный меч был неудобен в трактирной драке, и рыцарь использовал его как копье, тыча во всякого, кто пытался приблизиться, но в поединки не вступал. Вольга сноровисто рубил коротким клинком. Соратники медленно поворачивались по кругу.
– Наружу прорываться будем? – спросил Лотарь.
– Нет. Вдруг лучник? Здесь продержаться надо.
Вольга был благодарен рыцарю за то, что тот ничего больше не спрашивал. Воин, значит, понимает, что подмоги ждать неоткуда. Не пошлет же хозяин корчмы за городской стражей. Значит, придется или убить всех нападающих, или умереть самим. Небогатый выбор. Что-то странное было в этой схватке. Бешеная по скорости нанесения ударов, она была тягучей и липкой, словно холодная болотная трясина, заставляющая попавшего в нее человека раз за разом поднимать то одну, то другую ногу, повторяя одни и те же движения, и все равно оставаться на месте. Противники падали под ударами мечей, но нападающих не становилось меньше. Уж не бессмертны ли они?
У бросившегося на Вольгу детины на куртке узкая прореха. Как раз по ширине меча. Рука вспомнила, как трудно вытаскивала насквозь пронзивший тело клинок. Крови не было.
– Лотарь! Крест! Покажи им свой или просто начерти в воздухе!
Меч Вольги описал круг. Рассек его на шесть частей. Перуново Колесо. Показалось ли, что где-то вдалеке чуть слышно загрохотал гром?
Они умерли давно. Они умерли недавно. Воители древних битв и войны, закончившейся шесть лет назад, павшие в сражениях и коварно убитые на дорогах. Тела, не удостоившиеся погребального огня и упокоения в курганах, оставшиеся истлевать в болотных топях и под кучами хвороста. Кости, вросшие в поля былых ратей. Кто поднял их, придумал им человеческий облик и послал выполнять волю свою?
За спиной громко молился Лотарь.
– Прижмись к столу. Я сейчас.
Вольга махнул через столешницу. Увернулся от протянутой мертвой руки, перекувырнулся, впечатался каблуками в лавку, пробежал. Печь. Два полена только начали разгораться.
– Держи, рыцарь!
Лотарь ловко поймал головню за холодный конец.
– Бей их огнем! И молись за души умерших!
Хорошо, когда соратнику ничего не надо объяснять. Огонь уничтожает тела тварей, поминальные слова освобождают неприкаянные души. Последнего выползня прикончили вместе, меч Вольги снес ему голову, Лотаря – пронзил грудь. Факелы завершили дело.
Человека, сидящего у очага, заметили одновременно. Облокотившись о стол, он разглядывал воителей будто скоморохов, веселящих народ в богатой корчме. Блики огня скользили по его лицу, и оттого то и дело казалось, что оно отлито из железа.
– Здравствуй, Серебряное Пламя, – произнес он, и голос его, жесткий, властный