Княгиня была довольно высокого роста, имела прекрасное сложение, это подчеркивалось ее длинным шелковым платьем нежно-голубого цвета с замысловатыми узорами у ворота и на рукавах. Темно-каштановые волосы княгини были заплетены в две косы, которые были уложены в красивую прическу, напоминающую корону. На ее гибкой белой шее поблескивали ожерелья из разноцветных драгоценных камней. Мелкие темно-красные рубины и сиреневые аметисты переливались гранями на заколках, скрытых в волосах Серафимы Изяславны.
Лицо княгини имело форму совершенного овала. Белизна ее довольно высокого лба подчеркивалась плавным изгибом черных бровей, длинные края которых чуть загибались ближе к вискам, напоминая крылья ласточки в размахе. Темные очи княгини имели ярко выраженный миндалевидный разрез. У нее были очень густые изогнутые ресницы, которые прекрасно контрастировали с ослепительно-белыми белками ее глаз. Небольшой прямой нос княгини не имел ни малейшего изъяна. Столь же прелестны были и ее алые красиво очерченные уста. Подбородок и щеки княгини имели мягкую прелестную округлость, как бы дополняя своими линиями дивное совершенство этих поистине божественных черт.
Глядя из-за плеча княгини на пребывающего в сильнейшем смущении Горяина, Дарья поглядывала на него с горделивой полуусмешкой на устах. Ее взгляд говорил юноше: мол, я же предупреждала тебя, что моя госпожа – красивейшая из женщин!
Давыд Гордеевич и Горяин отвесили княгине почтительный поклон.
– Мне небезразлична судьба Дарьи, которую я знаю с младых лет, – заговорила Серафима Изяславна, усевшись на стул. – Поэтому я здесь. Расскажи-ка мне про отца этого юноши, боярин. – Княгиня взглянула на Давыда Гордеевича, сидевшего у стола. – И о нем самом что-нибудь поведай. Ведь ты, кажется, его родной дядя.
– Истинно так, княгиня, – сказал Давыд Гордеевич, не меньше Горяина восхищенный внешней прелестью Серафимы Изяславны. Это восхищение несколько путало мысли в голове у Давыда Гордеевича.
По этой причине он начал свой рассказ чуть издалека, поведав сначала о своем отце и деде, а уж потом перешел на повествование о своем старшем брате и о своих родных племянниках.
Горяин, сидевший на скамье у стены, был ни жив ни мертв. Ему вдруг стало страшно от мысли, что если Давыд Гордеевич проговорится об его истинном родстве с боярином Самовладом, то красавица-княгиня может воспротивиться помолвке ее лучшей подруги с сыном наложницы. Ведь, говоря по правде, Горяин боярич лишь наполовину.
Видимо, Давыд Гордеевич и сам прекрасно сознавал это, а потому больше расхваливал не достоинства Горяина, но славное прошлое их боярского рода.
Юная княгиня сразу почувствовала, что ее собеседник слишком отвлекается на второстепенные подробности и даже на ее прямые вопросы дает не вполне ясные ответы. Ей были хорошо известны все хитрости и уловки в такого рода делах. При заключении брака, как и в торговых сделках, частенько какая-то из сторон утаивала часть правды, желая сбыть с рук жениха или невесту, подобно залежалому товару.
– Внешне