если есть лишняя неделя. Да и ветры там такие, что легко снесут на камни… А если между Каменных Рогов, то и дорога прямая, и ураганы не достанут, горы служат щитами.
– Какие там вооруженные силы? – спросил я.
– Полсотни кораблей, – ответил он зло. – Но если бы дело было только в них!
– А в чем?
– На островах Каменных Рогов, – сказал он, – их всего два, как раз по краям прохода установлены самые мощные катапульты. Там так высоко, что с кораблей туда камни не долетят, а они могут пустить на дно разом десяток кораблей. Потому им все платят…
– Катапульты на башнях?
– Если бы!
– А что?
– Высокие скалы. А наверху площадки, как будто нарочно вытесаны… А может, и нарочно когда-то выровняли. Конечно, нет горше муки, чем затаскивать туда катапульты по частям, зато с тех прибрежных скал держат под прицелом весь пролив.
Я подумал, кивнул.
– Хорошо. Отдыхайте. С вами будут хорошо обращаться… в том смысле, что никак. Это уже хорошо, верно?
Он проводил меня злым взглядом, но смолчал.
Шестеро матросов когга сидят, связанные, вдоль борта. Сперва отмалчивались и опускали головы, но как только убедились, что их не отправим за борт, начали переговариваться, отпускать по адресу захвативших мелкие колкости.
Когда когг вышел из-за острова и открылись наши оба корабля, пленные едва сами не повыпадывали за борт, стремясь получше рассмотреть такое невероятное чудо.
Ордоньес то ли соскучился по мне, то ли восхотел осмотреть захваченный таким хитрым способом корабль, но сразу же прибыл на шлюпке, поздравил с победой, осмотрелся с любопытством.
Я отвел его в сторонку и тихонько изложил еще более хитроумный план. Он хмыкал, вскидывал брови, а когда я закончил, тут же стал напрашиваться участвовать.
– Сожалею, – сказал я и ощутил, что в самом деле сожалею, – но адмирал должен пребывать на корабле. Власть должна быть зрима! Как я ее понимаю.
Он скривился.
– Да знаю, знаю… это и в морском уставе, но с вами всегда и приключения, и добыча…
– Скоро вернемся, – пообещал я, – и… ух! Вместе поменяем море и небо местами. И океан тоже.
– Хорошо, – сказал он. – Я в Черри овец не пошел разводить как раз потому, что не созрел для пасторалей. Все еще.
Я взглянул остро, но смолчал, Ордоньес не из простых, у него хоть и очень редко, но прорываются словечки, которых не услышишь от вышедших из простонародья.
Как только он отбыл, а я вернулся в каюту к карте, следом ворвался стюард, без стука, с топотом подкованных железными гвоздиками сапог, пора уже выкидывать таких за борт за несоблюдение некоторых важных церемоний.
– Пленный капитан настаивает, – выкрикнул он, – на разговоре с вами!
– Даже настаивает? – спросил я.
Он торопливо кивнул.
– Да, сэр! Говорит, крайне важное!
– Ваша светлость, – поправил я. – Только для тебя я «ваша светлость», понял?.. И еще… в следующий раз, если ворвешься вот так без стука и разрешения войти, я скормлю тебя рыбам. Запомнил?
Он