среди нас Уорренби – пусть оно и не придает Торндену привлекательности – занимает меня меньше, чем вас. Жаль, что приходится отвлекаться на вырисованную вами трагическую картину, но честность вынуждает меня сознаться в полном безразличии к данной ситуации.
Майор опасливо покосился на Гэвина, подозревая, что тому хватит ума понять, что ненависть Драйбека к соседу и сопернику по профессии стремительно разрастается. Но Гэвин лишь заметил:
– Достойная уважения позиция! Я бы ее разделял, если бы она была мне по силам. Увы, для этого надо быть викторианцем.
– Все, довольно про викторианцев! – воскликнул майор. – А то в следующий раз вы причислите к ним и меня!
– Ну, нет, вы на это никогда не претендовали.
– А я, между прочим, не стыжусь принадлежности к этой категории, – заявил Драйбек.
– Еще не хватало! Сквайр тоже не стыдится. Как вы думаете, каким образом Уорренби проник в Олд-плейс? Эйнстейблы оказывают ему гостеприимство. Это удивительно: меня они, уверен, не принимали бы, не будь я Пленмеллером. Думаете, Сэмпсон Уорренби прибег к каким-то дьявольским уловкам, чтобы принудить сквайра включить его в список приглашенных, или из Олд-плейс, с этих олимпийских высот, все мы кажемся равными? Невыносимое допущение!
Они уже достигли ворот «Кедров», и майор облегченно перевел дух.
Глава 2
Генри Хасуэлл, купивший поместье «Кедры» у сэра Джеймса Браверли, был одним из самых состоятельных жителей графства. Его дед основал в Беллингэме небольшое дело по торговле недвижимостью, преуспел и смог отправить своего наследника в скромную частную школу. Сам он такого образования не получил и относился к нему с благоговением, которое вскоре оправдалось: при его сыне дело быстро пошло в гору. Уильям Хасуэлл сделал фирму крупной и уважаемой, а сам превратился в городе в весомую фигуру. Он проник в общество, которое его отец считал для себя недосягаемым, заключил выгодный брак и собственного сына отправил уже в Уинчестер, а затем в оксфордский Нью-колледж. Те, кто косо смотрел на Уильяма, полностью приняли Генри. Он водил знакомство с нужными людьми, хорошо одевался, придерживался правильных воззрений. Будучи простым человеком не изображал презрения к делу, позволившему ему всего этого добиться. Вкладывал немало сил в его дальнейшее развитие, но находил время и на благотворительность, заседал в местном больничном совете и раз в неделю выезжал на охоту. Своего единственного сына отправил в Уинчестер и в Оксфорд не потому, что мечтал сделать его светским человеком, а просто считал это естественным. Он не воспротивился бы желанию Чарлза бросить торговлю недвижимостью ради какого-то более возвышенного занятия, но был бы втайне разочарован, если бы сын не пожелал продолжить семейную эстафету. Впрочем, Чарлз, родившийся во времена усыхающих капиталов и исчезающих социальных различий, подобных желаний не высказывал: он знал, что ему повезло подхватить крепкий бизнес, и гордился той высотой, на какую вознесся по праву рождения. Недавно его сделали полноправным партнером