он тут уже? – спросил Геер у бармена Мэла.
– Лет десять, – ответил тот. – С самого открытия бара.
– Странные у него шрамы.
– Угу. Будто у птицы, которой оторвали крылья.
– Может, он раньше был ангелом? – с усмешкой предположил Геер.
Мэл тоже усмехнулся.
– Кто знает, друг. В этом мире все возможно.
Медиум Геер допил свое пиво, расплатился с Мэлом и отправился в комнату для медиумов.
Бросив в щель несколько монет, он дождался, пока ржавая дверь бесшумно откатилась в сторону, и вошел внутрь. Потом заблокировал дверь стальным засовом, прошел к креслу, снял с плеча рюкзак и грохнул его на столик. После этого Геер уселся в кресло, расстегнул рюкзак и вывалил его содержимое на столешницу.
Часть бронзового подсвечника, резиновое колесико от игрушечной машины, потускневший фантик от шоколадки «Аленка», сломанные часы с надписью «Orion», книга…
Обложки у книги не было, поэтому скупщик заплатит за нее по минимуму. Бывает, что автор и название указаны на страницах, поэтому на всякий случай Геер внимательно ее пролистал. Нет, ничего.
Испытав досаду, он раскрыл книгу наугад и пробежал взглядом по заляпанным грязью строчкам.
Ничего нет страшнее развалин,
на которые падает дождь,
по которым, как призраки, бродят
люди с разбитым сердцем.
Гееру стало немного не по себе. Он пролистал еще несколько страниц и снова скользнул взглядом по строчкам:
«Наверное, я постепенно лишился того, что называется инстинктом жизни, животной силой. Я живу в мире воспаленных нервов, прозрачный, как лед…»
Строчки были незнакомые. Геер закрыл книгу.
Книг после События[6] осталось довольно много, но большинство из них дошло в сильно урезанном виде. Смерчи, сопровождавшие Событие, разрушили библиотеки и разметали книги. При Магистрате Метрополии есть особый род сотрудников – они собирают разрозненные куски страниц и пытаются склеить их воедино. Иногда получается толково, реже – забавно, но чаще всего – глупо. Возможно, поэтому Геер больше любил музыку.
В музыке была та целостность, которой ему недоставало в обезображенных Событием книгах. Если он находил пластинку, кассету или компакт-диск, то оставлял себе. За последние четыре года у Геера скопилась довольно большая коллекция.
Луис Армстронг, «Воскресенье», Телониус Монк, «УмаТурман», Антонио Вивальди, «Океан Эльзы», «Кино», Том Уэйтс… Много всего. Исполнители разные, и не все Гееру одинаково нравились. Лучше всего был, конечно, джаз. В нем, помимо импровизации, Гееру слышалась усмешка. Та самая усмешка, которая не сходила с губ медиума и стала в среде кочевников его фирменным знаком.
Геер мог бы сказать, что эта усмешка помогала ему выжить. В самом деле, если относиться ко всему слишком серьезно, то можно свихнуться.
Геер был уверен: в жизни добытчика-медиума должно быть что-то, ради чего стоит возвращаться из трипов. Для одних это наркотики,