ли это дело вернуть, поскольку вагончик ей дорог как память? Смолин терпеливо объяснил, что срок исковой давности по разделу имуществу три года, и что-то доказать в суде уже практически невозможно. Впрочем, можно попробовать, если у уважаемой посетительницы есть сумма, четырехкратно превышающая стоимость вагончика. Дама, фыркнув, удалилась, заявив, что обратится в другое агентство – где у работников не столь сложные представления о законе. После дамы пришел жизнерадостный мужчина с тросточкой, начал приставать, как ему составить завещание.
– Идите к нотариусу, – послал посетителя Смолин, – напишет с ваших слов, а потом заверит.
– А я уже написал, – радостно известил мужчина, – со своих слов.
– То есть в свободной форме, – вздохнул Смолин. – Все равно несите нотариусу, там заверят. А лучше перепишите – без образных выражений, метафор, намеков. Если дело дойдет до суда, суд написанное будет понимать буквально, и вам может не понравиться.
– А если я хочу, чтобы, гм… родные не знали о моей последней воле? – засмущался посетитель. – Вроде жив пока…
– Пишите сами, пакуйте в конверт и все равно идите к нотариусу с двумя свидетелями. Они подпишут конверт, нотариус упакует его в другой конверт, сделает на нем удостоверяющую надпись. А вам выдаст справку о том, что завещание принято. Таким образом, вы обеспечите своим родным и близким приятный сюрприз.
Элементарные вещи приходилось разжевывать. Мужчина с тросточкой вежливо поблагодарил, заверил «господина адвоката», что в ближайшие десять лет умирать не собирается, и, постукивая клюкой, удалился. Смолин тоскливо уставился на часы – минутная стрелка подло замедляла ход…
Богоявленский ворвался в контору за минуту до окончания рабочего дня. Благообразный седой мужчина слегка за пятьдесят, с орлиным взором, горящими глазами, полный сил, сарказма, нереализованного потенциала.
– Где все? – прорычал он.
– Работают, сэр, – отчитался Смолин. – Но каждый в своей епархии.
Главный адвокат презрительно покосился на подчиненного, скрипнул зубами.
– Зайди ко мне через минуту.
Смолин зашел. Кабинет Богоявленского был недавно отремонтирован и, по совету дизайнера, искуснейшим образом состарен. Интерьер воскрешал обстановку рабочего места вымершего английского лорда. Мягкая мебель, нагло имитирующая чиппендейловскую, бронзовые светильники, канделябры с массивными опорами, стены отделаны лакированным дубом, украшением бюро из черного дерева служила пудовая чернильница и пресс-папье – идеальное средство для нанесения черепно-мозговых травм, не совместимых с жизнью. Богоявленский, смежив усталые веки, развалился за столом и нервно постукивал пальцем по перламутровой полировке. Грозный вид владельца кабинета удачно оттенял книжный шкаф, забитый благородными томами, с которых уборщица Глафира, интеллигентно матерясь, регулярно стирала пыль.
– Зашел? – приоткрыл орлиный