дружно откликнулись оба юноши.
– Тогда рассказывайте.
– Право, не знаю, стоит ли?.. – поддразнил девушку Энтони, не в силах сдержать улыбку. Ее интерес был совершенно очевидным, а поглощенность собственной персоной выглядела почти смешной.
– Он имеет в виду твое прозвище, – вмешался кузен Глории.
– Какое прозвище? – поинтересовался Энтони с вежливым недоумением.
– Глория-Странница! – В голосе девушки звучал смех, такой же неуловимый, как переменчивые тени от пламени камина и лампы, играющие на ее волосах. – О Господи!
Энтони был по-прежнему озадачен:
– И что это означает?
– Означает меня. Именно эта кличка прилипла ко мне с легкой руки каких-то глупых мальчишек.
– Неужели не понимаешь, Энтони, – пустился в объяснения Дик, – что имеешь дело со всенародно известной путешественницей и все такое прочее? Ведь ты это о ней слышал? Глорию называют так много лет, с той поры, как ей исполнилось семнадцать.
Глаза Энтони сделались насмешливо-печальными.
– Что за Мафусаила в женском обличье ты ко мне привел, Кэрамел?
Даже если замечание обидело девушку, она пропустила слова Энтони мимо ушей, возвращаясь к главной теме:
– Так что вы обо мне слышали?
– Кое-что о вашей внешности.
– Вот как? – разочарованно бросила Глория. – И только-то?
– О вашем загаре.
– Моем загаре? – Она была явно озадачена. Рука скользнула к шее и на мгновение замерла, будто изучая пальцами оттенки упомянутого загара.
– Помните Мори Ноубла? Вы с ним встретились около месяца назад и произвели неизгладимое впечатление.
Глория на секунду задумалась:
– Помню. Но он так мне и не позвонил.
– Уверен, бедняга просто не отважился.
За окном стояла непроглядная тьма, и Энтони удивился, что его жилище когда-то представлялось серым и унылым. Такими теплыми и полными дружелюбия выглядели книги и картины на стенах, и старина Баундс подавал чай, почтительно держась в тени, а трое приятных людей оживленно обменивались шутками у весело горящего камина.
В четверг днем Глория и Энтони пили чай в бифштексном зале ресторана «Плаза». Отороченный мехом костюм Глории был серого цвета. «В серой одежде нужно непременно сильно краситься», – пояснила она. Голову девушки украшала маленькая щегольская шляпка без полей, позволяя золотистым локонам весело струиться во всем их великолепии. При верхнем освещении лицо Глории выглядело гораздо нежнее, и вся она казалась Энтони такой юной – на вид не дашь и восемнадцати лет. Ее бедра, затянутые в узкий облегающий футляр с перехватом у щиколоток, который в ту пору назывался юбкой, смотрелись изумительно округлыми и изящными. Руки Глории, не «артистичные» и не короткопалые, были просто маленькими, как и положено у ребенка.
Когда они вошли в зал, оркестр заиграл первые заунывные аккорды матчиша, мелодия которого, наполненная звоном кастаньет и томными переливами скрипок,