ывало, потом ощущение прошло, и ладонь стала казаться куском мяса, трясущимся от безжалостного, обволакивающего холода, – но она все равно не доставала ее, принуждая себя складывать руку горстью так медленно, как только могла. Она глубоко вдохнула и взглянула на свое изломанное отражение. На нее смотрела юная девушка, чьи решительно прищуренные глаза, высокие скулы и стиснутые зубы делали ее похожей на хищную птицу.
– Хельга!
Она выдохнула и плеснула холодной водой себе на лицо.
– Иду!
Она свернула за угол овчарни, и перед ней распахнулась земля. Сквозь верхушки деревьев можно было увидеть длинный дом у самой реки. Старый коровник едва проглядывал, а остальные постройки были скрыты стволами. Ниже по течению реки ее взгляду открылась долина Рен, где темная кора и сочная зелень лесов сменялась лоскутами кропотливо расчищенной земли. Как-то поздним вечером, когда в нем заговорил эль, ее отец заявил, что правит всем, что может видеть. Кто-то, может, и возразил бы, что никакого права на долину у него не было, но она еще не встречала человека, который, увидев Уннтора Регинссона сидящим в своем высоком кресле с топором и луком под рукой, захотел бы с ним спорить.
– Ты закончила? – послышался голос Эйнара. Она представила, как он стоит у подножья холма, рядом с боковыми воротами. Двадцать пять зим от роду, а лицо все равно мальчишеское. Хельга понимала, что он должен был измениться за одиннадцать зим, прошедших с того дня, как она поселилась на хуторе вместе с Уннтором и Хильдигуннюр, но казалось, что это не так. Она помнила, как он проносился мимо нее, гоняясь за Уннторовой дочкой, чтобы обрызгать ее водой. И пусть Эйнар не гонялся за девочками с тех пор, как Йорунн уехала выходить замуж, для Хельги он всегда будет тем же мальчишкой. Она улыбнулась своим мыслям.
– Да! – крикнула она в ответ. Сено сложено, тропа для овец расчищена. В овчарню их погонят где-то через месяц, но чем дольше откладываешь дела, тем больше ковыряться потом. Решай проблемы споро и исправно. Так ее учила мать.
Она сбежала вниз по тропинке от новой овчарни, глотая воздух, в котором еще чувствовалась прохлада ночи. Над ней возвышались мощные стволы. Зимой они защищали ее от ветров, приходивших в долину с юго-востока, сейчас – прятали от утреннего солнца в приятном теньке. Когда склон перешел в ровную землю, Хельга увидела внизу своего названого брата, шедшего к воротам.
– Не смей проверять мою работу, Эйнар Якасон, – пробормотала она себе под нос, и он, видимо, услышал, потому что остановился и смотрел на нее, терпеливо дожидаясь. Похоже, придумывал, что бы такого ехидного сказать. Хельга улыбнулась. Он постоянно пытался выйти победителем из их словесных схваток, но пока что ему не удавалось. Пусть она и не была родной дочерью Хильдигуннюр, но зато быстро училась, а от острого языка приемной матери ей доставалось частенько.
Когда она показалась из-за деревьев, Эйнар все так же ждал, с плеча его свисал моток веревки.
– Ты чего так долго? Решила сеном перекусить?
– Девушки сена не едят, Эйнар, – парировала Хельга. – А у тебя, видать, нынче кобыла в невестах ходит.
Как только она подошла поближе, он шлепнул ее веревкой.
– Ты ведьма, – сказал он.
– Вот уж нет, – ответила она. – Была б я ведьмой, превратила бы тебя в кого покрасивше.
– Пфф, – сказал Эйнар и ухмыльнулся.
Его отец, Яки, широкоплечий и седовласый, вышел из дома и крикнул:
– Поторапливайтесь, вы двое, – они все сегодня приедут!
Эйнар закатил глаза.
– Хорошо, папа, – прокричал он в ответ и повернулся к Хельге. – Пойдем, надо в старом коровнике прибраться.
– Зачем? – спросила Хельга, не двигаясь с места.
– Вроде бы Бьёрн со своими там будет жить.
– Это чтобы братьев вместе не селить?
– Ага, – сказал Эйнар. – Почему, думаешь, здоровяк отправился на восток, а Карл на юг? Они, видать, дрались каждый день – Карл снова и снова колошматил братьев, пока Бьёрн не окреп и не остановил его. Хильдигуннюр в тот год изрядно наловчилась раны залечивать.
– Веселое времечко нас ждет, да? – она вздохнула.
Эйнар пожал плечами и оттолкнулся от забора.
– Все будет хорошо, – сказал он, удаляясь. – Уверен, старики удержат их в узде.
Старый коровник едва уловимо пах животными и сеном. Солнечные лучи просачивались в щели между покоробившимися стенными досками, но большую часть хлева окутывал бледный свет на грани заката и сумерек, и только яркий конус, бивший сквозь распахнутую дверь, освещал скелет когда-то полезной постройки, захламленной всяческими хозяйственными орудиями, деревяшками и хламом. В одном углу, рядом со сломанными удочками и невыделанными кожами на старых покореженных растяжках, была навалена груда досок высотой в человеческий рост. В другом углу стоял покрытый рунами каменный столб, почти полностью скрытый в тени.
– Такой маленький, – сказала Хельга.
– У них тогда всего четыре коровы было…