Толстое мамино одеяло сбилось, и он только угол натянул себе на грудь, а больше не смог. И он дрожит. Ему, наверное, холодно. Надо его укрыть. Как это делала мама. Алиса решительно вздохнула и опустила Спотти на пол.
– Сиди здесь, – строго сказала она Спотти. – Я занята, сам поиграй.
Она подёргала угол, но сразу поняла, что так ничего не получится, и решительно полезла на стул, скинула тапочки и перебралась на кровать. Переступая по кровати, она пыталась выдернуть из-под него сбившееся одеяло. А он совсем, ну, совсем ей не помогал. Чуть не плача от досады, она дёрнула с такой силой, что не удержалась на ногах и стукнулась затылком о стенку.
– Вот, из-за тебя всё, – сказала она ему, и он опять ей не ответил.
Всхлипывая от боли, Алиса расправила выдернутый край, набросила на него и уже прямо по нему полезла обратно. Он застонал, но совсем тихо, не страшно. Алиса спрыгнула на пол и подтянула края одеяла. Вот так. Мама ещё бы подоткнула, но она и пробовать не стала, такой он большой и горячий.
Эркин чувствовал, что рядом с ним что-то движется, слышал голос, потом на него наступили, на мгновение вдруг стало больно, но потом опять тёплая мягкая тяжесть накрыла его, и он стал проваливаться в серое беспамятство. Смутно, краем сознания, он ещё понимал, что кто-то укрыл его, и губы невольно шевельнулись благодарностью.
– Пожалуйста, сэр, – сказал рядом тоненький голосок, но это не могло относиться к нему, и он уже беспрепятственно ушёл в забытье, в серое утро после пузырчатки…
…За ним пришёл все тот же надзиратель, Грегори. Отцепил и погнал по коридору в кладовую.
– Получай!
Ему в лицо полетели рубашка и штаны. Он ловил эти вещи и молча быстро одевался. Грубая толстая ткань – домашним ему не быть. Грубые тяжёлые сапоги упали к его ногам, куртка – ну, точно, дворовым работягой теперь. А это что? Портянки? Он их только в питомнике на штрафняке и носил. Ну, ясно, та белая тварь велела ж его на скотную…
– Быстрее! Чего копаешься?!
Он втянул голову в плечи, ожидая удара и быстро обкручивая ступни кусками холстины, сапоги, куртка на плечи, шапка…
– Пошёл!
Он ни разу не поднял глаз и лица Грегори не видел. Только сапоги и руки. Да слышал голос. Не злой. Неужели тогда ночью был Грегори? Зачем ему это понадобилось?
– Вперёд! Да не толкай, олух! Дёргай!
Он послушно дёрнул на себя дощатую дверь и вышел в серый сумрачный день.
– Пошёл, пошёл. Успеешь насмотреться.
Тычок между лопатками указал ему направление. Но он успел понять, что находится на заднем рабочем дворе, а длинное здание без окон – рабский барак.
– Пошёл!
Его привели в рабскую кухню. Во всяком случае, здесь были плита с баками, длинный стол, скамьи и толпа негров за этим столом. От запаха еды у него сразу мучительно заныло под ложечкой. С их появлением в кухне наступила тишина. Негры продолжали молча быстро есть, но он видел, что его рассматривают и взгляды далеко не дружелюбные.
– Тибби! –