коридорам с высокими окнами куда-то в самый конец его, где за стеклянною дверью зеленели деревья, и целый рой крошечных существ носился, подобный бабочкам, по большой садовой площадке. Едва я и тетя Лиза сошли по каменным ступеням за усыпанную желтым песком эспланаду, белые крошечные девочки окружили нас.
– Новенька! mesdam'очки, новенькая! – пищали они тоненьким голоском.
– Нет, не новенькая, – улыбаясь им, отвечала тетя, – мы случайно здесь… А вот не скажете ли нам, где находятся пепиньерки?
– На последней алле! На последней аллее пепиньерки! – затрещали девочки все разом, оглушив нас своими пронзительными голосами.
Я не могла удержаться, чтобы не спросить тетю, что это такое «пепиньерки». Она объяснила мне, что это воспитанницы, уже окончившие институт и остающиеся в нем для того только, чтобы подготовиться в учительницы.
Мы с трудом пробрались через толпу девочек на большую липовую аллею, где ходили попарно и в одиночку молодые девушки в серых платьях, с книгами или с работой.
– Зачем нам нужно идти к ним? – тихо спросила я тетю Лизу.
Но она не успела ответить мне, потому что в одну секунду мы были окружены целым десятком молоденьких созданий, смеющихся и серьезных, веселых и меланхоличных, черненьких, белокурых, светлоглазых и чернооких, словом – всевозможного вида и типа.
– Ах, какой славный ребенок! Смотрите, mesdam'очки!
– Очарованье!
– Прелесть!
– Душонок!
– Восхищение!
Так кричали они хором, набрасываясь на меня, точно в жизни своей не видели маленькой девочки.
– У нее поразительные глаза, mesdames! – произнесла высокая бледная девушка с длинным лицом.
– Точь-в-точь как у королевы Марии-Антуанетты, судя по картине…
– Нет, у Екатерины II были такие же, – произнесла черноглазая красавица с восточным лицом.
– А ресницы, mesdames! Ресницы, точно стрела.
– «И тень от длинных ресниц упала на бледные щеки юной красавицы», – продекламировала толстенькая брюнетка с вздернутым носиком и мечтательными глазами.
– Душонок! Divinite'! Восторг, что за ребенок! – и снова град поцелуев посыпался на мою голову, щеки и губы.
Я чувствовала себя в положении зверька, которого рассматривали и тормошили все эти милые, но совсем чужие мне, девушки. Горячий румянец пятнам проступил у меня на щеках. Я готова была уже просить тетю Лизу уйти отсюда, как вдруг нежный, чарующий голос раздался за нами:
– Ну, что вы мучаете девочку, совсем затормошили бедняжку, – сказал кто-то позади нас.
Я быстро обернулась.
Небольшая, полная девушка: миловидная, с огромными тоскующими глазами и очаровательнейшей улыбкой стояла передо мною. Она была далеко не красавица, но что-то необъяснимо-милое было в этом смуглом личике покрытом еще пушком юности, в нежно очерченном свежем ротике и в пленительной, ласково-грустной улыбке.
– Ах, какая прелесть! – произнесла я, глядя на смуглую