словом, все впереслой. Привести в порядок и отделить доброе от пустого – вот что предстоит.
– Германия повержена, – не утерпел Костя.
– И волки дохнут с голоду. Немцы пойдут на поправку, заживут лучше нашего, потому что за ними просеянное и отцеженное пространство. У нас жизненное нечеткое, у них смертное регулярное. Они пришли сюда за нашим. Как и всегда, смерть ведет охоту, лежит в засаде, набрасывается, не предупредив. Ей нужна плоть. К оплате предъявляет знание.
– Твой мир неужели только ищет, готовит и призывает войну?
– У него есть свое Что, но этого мало. Мы обитаем на вертикали, – продолжал Максим, – шишки на ней не растут. По такому грузу, который удалось собрать, нужно как можно шире раскинуть ветви. Тогда Россия станет деревом жизни.
– Как ты обозначишь Что, принадлежащее войне?
Максим задумался. Костя смотрел в прицел. Если уж не назвать, то, по крайней мере, нащупать. Он поднял к нему лицо. Один Костин глаз был прищурен, другой широко открыт.
– Я же сказал, у нее нет Что, а только Как. Лучше всего у нее получаются мгновенные и сильные действия, так как сама она тяжела и громоздка. Быстрые, если смотрят на войну во все глаза. Но такие требуют большого ума.
– Это какие же?
– Чем ближе к жизни, тем медленнее, на войне – действия постоянно бегущие, неуловимые.
– Значит, близкие к смерти быстрее?
– Она же не стоит на месте. Чтобы ее одолеть, нужны вещи, одаренные высокой скоростью.
– Миру ее не хватает?
– Он накапливает форму, а те не складываются. Возьми пулемет. Напоминает станок тем, что выдает серию – тра-та-та. Но пули пронзают пространство, а станочная стружка ложится на пол. Гильзы и пули одинаковые.
– Пусть серия, – возразил Костя, – но впереди вертящийся круг боя.
Костя собирался с духом. Он отчетливо видел свою мысль, но ему хотелось, чтобы и Максим ее тоже увидел. Приближение мысли чувствуется задолго до слов. Некоторые обещают много нового, но, притянув слово, делаются самыми обычными и даже, если как следует вникнуть, хорошо известными. Для немногих, наоборот, слово служит оправой.
– Солдат бежит? – начал он с вопроса.
– Бежит, – подтвердил Максим. – Каждый шаг одинаков, на то и ноги.
– Споткнется, возьмет в сторону, упадет наземь, ноги только напоминают машину, зато станок, который на заводе, стоит мертво, тяжелый да еще болтами закреплен на основании. Думаешь зачем? Все должно быть ровно, – ответил он сам себе, – все детали – близнецы. У солдата же не так – каждый выстрел ложится в свою цель, все тра-та-та разные, на бегу перехватывает ногами новую землю. Что-то в ней есть другое, какая-то черта, которая может изменить все. Сам солдат не всегда замечает то малое и густое, что его обступает, но тело видит, оно старше своей души. Душа идет на сближение с немцем. Тело ее несет. Ему нельзя оступиться, неловко упасть, пропустить осколок или пулю.
– Свою пулю ты не услышишь – восемьсот метров в секунду.
– А чутье? Бегущий в цепи часто не знает, почему отклонился вправо или влево.