– не ест.
– Это, согласись, другое. Война ставит на грань. Счет идет на кровь и куски вырванного мяса, а мир, как жвачное животное, питается усталостью и потом.
Вечером пастух гнал мимо огородов стадо овец. Мальчишки доигрывали свой истертый мяч. Максим смотрел на их комбинации, низкое большелобое солнце и облако пыли вдали. Овцы возвращались домой. Они блеяли, в шкуры набивался песок, дышать было нечем. Пастух держался сбоку. На кожу лица пал цвет старой меди, как будто он побывал в глубине Азии с ее степными кочевьями. Когда же проходил мимо, то обдавал знойным потом. Максим понимал, что управлять стадом не прогулка по зеленой мураве, а тяжелая работа.
– Видишь, какое дело, – сказал Максим, – война одета в железо. Оно на виду. Мир носит легкие костюмы и особенно платья, хотя его общая масса намного больше. Это как травоядные и хищники. Травоядные сами велики, да и каково число!
Он сбился и замолчал. Костя не подгонял его.
– Кто бы сомневался. Корпус войны создан миром. Она вышла из его цехов и заводов.
– Не в этом дело. Мир распределен. А раз так, состоит ли из массы?
– Из чего же еще?
– Масса всегда сбита в ком, в слиток. Мы говорим: массивное тело. Но если оно рыхлое, пусть тяжелое, грузное, но не сочлененное единством, будет ли массой?
– Ты связываешь ее с состоянием?
– Связываю с отношением к пространству. Чем оно выше, тем ближе к ней самой.
– А не просто тяжелое и легкое?
– Куда ты отнесешь то, что легче легкого, например пух или паутину, неужели и они тоже, плывущие по воздуху, масса?
– Допустим, их много и все свалено в кучу.
– Столько паутины не соберешь, чтобы получить массу, как ни старайся, даже обойдя веником осенний лес.
– Тогда до каких пор уплотнять: вот это уже она, а то слишком легкое и не дотягивает?
– Мы определяем на глаз, сращивая вещество с пространством, пока живем. Пробуем, выстраивая ряд от свинца до волоса одуванчика. А уж затем только приходит догадка: тяжелое устроено проще, легкое сложнее. Догадка встает над этим рядом после того, как его развернут на ширину личного опыта.
– Ты уверен?
– У тяжелого ведь нет пустот, иначе не оттянет руку. Отсюда и выходит, что все вещество сомкнуто и нет в нем разности, вот почему простота.
– Однородный материал ближе к массе?
– Ближе. Возьми золотое кольцо. Цена определяется весом. С камнем уже дальше. Не говорят ведь тяжелый алмаз, а крупный, чистой воды или искусной огранки.
Максим заговорил о кольце, потому что слышал от бабушки. Давным-давно она отнесла его в Торгсин, но до сих пор помнила.
– Сплошной относишь туда же?
– Да, чем меньше разделительных линий, тем лучше.
– Мы говорим о войне и мире, – напомнил Костя.
– И я о том же. Война одета в железо, сплошная, однородная, компактная, стоит у вершины тяжести, сжимает внутреннее пространство и пробивает внешнее. Я думаю, эти свойства связаны.
– Что ты понимаешь под внутренним?
– То,