качкой вагона торчащие ноги.
– Людей не видишь, кент! – озлился дед.
– Извини, батя, выпить не хочешь?
Тот толкнул жену, и они втроем, щелкая слова, как семечки, двинулись к тамбуру.
Максим вытянул ноги, расслабился, утопив голову в плечи. Нужно было смотреть закрытыми глазами в пустоту. Набегавшая мысль отчетливо читалась на сером экране и легко угасала. Каждая новая мысль пыталась втянуть в себя, но не могла бороться с ровным серым мерцанием. Способ был хорош ночью в постели, помогая быстро заснуть. Но сейчас не глаза, а тело как будто видело нутро вагона. Хлопнула дверь, по проходу шел голос, повторяя без остановки: «мороженое, шоколадная облицовка, последнее». Голос высокий, веселый, мальчишеский. Он открыл глаза, и впрямь – четырнадцатилетний пацан с ящиком на ремне, переброшенном через шею. Максим до того обнищал, потеряв работу, что экономил на всем. Удивительно, но люди покупали, как встарь. У них неизвестно почему были деньги. Мальчишка смахивал их в карман передника, раздавая по сторонам пачки с мелкими каплями росинок на обертке. В соседнем купе расположилась группа цыган с узлами, цветастыми юбками и верткими смуглыми детьми. Максиму, чтобы прийти в чувство, нужен был дом. Выходя на улицу, он застегивал себя на крючки. На виду у людей его душа обрастала булавками и скрепками, как женская прическа. С годами их поубавилось, он научился дышать вольнее. У цыган дом был всегда с ними, без крыши и стен, но дом, полный громкого говора, детей, юбок и кофт.
Неделю назад он проходил мимо картонных коробок, превращенных в стол. Рядом стоял плотный низкорослый парень. Максим подумал, молдаванин, оказалось, цыган.
– Постой минуту, я отойду.
– Что такое?
– Боюсь, пузырь лопнет. Ха-ха. – Он показал рукой на то место, где был кран от пузыря. – У меня тут два пака товара. Под мышкой не унесешь. Покарауль, не обижу.
– Ты за угол, а я с твоим товаром в переулок, – сказал Максим со смешком.
– Шутишь, у меня жена гадает. Я могу человека рассказать без карт.
Максим был задет.
– Попробуй!
– Не сейчас – пузырь.
Он побежал, размахивая свободной рукой, другая держалась за кран, стараясь закрутить его потуже.
Мимо сновал народ. Подходили, спрашивали цену. Максим растерялся. Он обвел взглядом свое рабочее место. Рядом с открытой коробкой лежал прямоугольник картона. На нем фломастером стояло крупно – «175 р. за штуку». Под штукой имелась в виду, конечно, плитка. Обертка была из тонкой бумаги с красным несложным орнаментом. Из-под нее пробивался слабый запах какао. Он рискнул и продал одну за другой три плитки, не говоря ни слова, как автомат. Деньги клал не в карман, а засовывал под дно коробки, отделяя себя от них малым расстоянием. Вдруг набежало несколько человек. По отдельным репликам он понял, что они вместе и спешат на вокзал. Взяли быстро около десяти штук. Он не успевал прятать деньги, просто крепко сжимал их в горсти, как бумажный ком. И только оставшись один, осторожно вынимал