Михаил Трофименков

Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов


Скачать книгу

Здесь, чем безумнее детали – а поверить в происходящее нормальному человеку решительно невозможно, – тем достовернее история. Все так и было, как в кино, в приобской тундре, где зимой 1933–1934 годов шаманы подпалили Казымское восстание. По большому счету и не восстание даже: терпеливое, упрямое, но мирное противостояние, лопнувшее кровавой стычкой. Да не очень-то и кровавой: мятежники убили восемь человек, а потеряли троих. Мятеж сравнительно милосердно подавили: из 88 арестованных расстреляли 11 человек, а 37 так вообще отпустили.

      О полете на Луну Федорченко рассказал языком кинохроники, стилизованной так ювелирно, что по сравнению с ней подлинные съемки 1930-х казались грубой подделкой. О реальном мятеже, напротив, говорит на каком угодно языке – кукольного театра, детского дачного спектакля, «Синей блузы», будетлянской оперы, шаманского Магритта, вогульского Мельеса, клюквенного сока, замогильного сна расстрелянного коммунара, мексиканского праздника мертвых, дыма, снега и пороха – но ни в коем случае не на языке жизнеподобия. И оттого-то, что все такое «ненастоящее», так жалко, так – взаправду-взаправду – жалко ангелов революции, удавленных по злому умыслу мятежного Князя. Не Князя ли мира сего?

      Великое кино о революции – оно ведь обычно о чем. Или о человеческой лаве, о коллективном теле, убиваемом, но не умирающем («Потемкин»), Или о том, как энтузиазм переходит в остервенение, страсть построить будущее «здесь и сейчас» в хмурой крестьянской стране приводит к тупой бойне («В огне брода нет»). Но фильма о революции, начинающегося со слов «Енотики! Енотики!», быть не может никак. Нежность кажется неуместной в разговоре о революции. Однако же вот фильм, сделанный с нежностью к революции, а вот «енотики», «нежные и снежные». Но как-то хмуро отвечающие ангелу-постановщику детского спектакля-сказки, куда подевались хомячки и овечки. Нет их: кто маму хоронит, кого под коврик затолкали. Пошла сказка наперекосяк: не к добру это.

      Могли бы, уцелей ангелы, а не взвейся к небу в ошеломительном финале, подхваченные дымом-экраном, через какие-то четыре года полететь на Луну: учредили же они посреди тундры Наркомат неба. И ракету бы строить не пришлось: ангелы так долетят. И даже мери ни одного не нашлось в Остяко-Вогульском национальном округе, чтобы проводить как положено Полину (Дарья Екамасова), Петра (Павел Басов), Смирнова (Алексей Солончев), Николая (Константин Балакирев) и Захара (Георгий Иобадзе). Иван (Олег Ягодин), правда, выжил, чтобы отомстить, но разве это жизнь: кажется, даже снег стал другого белого цвета.

      Хотя первое, что услышала Полина, едва ступив на порог окружкома, – как раз снаряжающего культ-просветпоход на реку Казым: «Вы живы?» Будничный вопрос – будничный ответ. Нет, дескать, умерла, а теперь пришла за вами. Узнав мельком, что бронепоезд гражданской войны назвали в ее честь «Полина-революция», понимаешь, что Полина не шутила. Революция мертва – к 1930-м она перекроила себя в свою противоположность, в «государственное строительство» – и пришла забрать своих ангелов на край света и дальше.

      Каждый