ожерелье, сверкающие серьги, а служанка по красоте не уступает какой-нибудь городской даме. У самого Аттилио два велосипеда, два охотничьих ружья, лодка, чтобы рыбачить, а на обед подали целую баранью ногу и вино в запечатанных бутылках! И всего этого они добились, выращивая гвоздики!
Вот почему каждый вечер, в пять часов, в «свободное от службы время» Уголен шел со своим товарищем в поле, где росла гвоздика, и учился, как ее выращивать, а когда наконец подошел срок возвращаться домой, он тайком от своих односельчан привез в Бастид-Бланш штук тридцать саженцев. Ничего не сказав Лу-Папе, он посадил их за домом в Массакане, аккуратно выполняя все правила выращивания цветов, как и подобало настоящему флористу.
Из кустиков розмарина он устроил им изгородь, чтобы уберечь от порывов мистраля, а главное, скрыть от взгляда какого-нибудь заблудившегося охотника, который мог бы проболтаться о них в деревне.
По вечерам поверх слоя сена, наброшенного на жерди навеса над цветами, он клал еще и старые одеяла, а по утрам, набрав из колодца ведер десять воды, поливал с неподдельной нежностью каждый цветок в отдельности.
Как только они оказались за домом, Уголен победным жестом указал Лу-Папе на крохотную плантацию.
Ошеломленный дядюшка какое-то время смотрел на яркие цветы, после чего обернулся к племяннику, затем опять перевел взгляд на цветы и, наконец, спросил:
– Ах вот как ты развлекаешься?
Уголен стал рассказывать о плантациях Аттилио и о его бесподобном доме… Лу-Папе только бурчал и пожимал плечами.
– Что ни говори, это липовые крестьяне!
Сорвав штук тридцать распустившихся гвоздик, Уголен перевязал их полоской рафии, завернул букет в газету и заставил Лу-Папе запрячь повозку и доставить его в Обань.
Там он решительно зашел в один шикарный цветочный магазин, разорвал газету и, положив букет на прилавок, спросил:
– Сколько вы мне за это дадите?
Владелец, в пенсне, с седой бородкой и полным отсутствием волос на голове, взял в руки букет, осмотрел его и сказал:
– Вот это да!
– Это сорт «мальмезон», – уточнил Уголен.
– Стебли великолепны, – сказал цветочник.
– Так сколько?
– Приди вы в феврале, я бы дал все пятьдесят су… Но теперь, в конце сезона…
Он снова стал рассматривать гвоздики, затем понюхал их:
– Но все равно это стоит двадцать су. Идет?
– Идет, – согласился Уголен и, пока владелец считал, сколько в букете гвоздик, подмигнул Лу-Папе.
«Двадцать су – цена двух килограммов картошки или одного литра вина… За такой букет, это выгодно…» – думал про себя Лу-Папе.
И тут цветочник, улыбаясь, спросил Уголена:
– У вас найдется десять франков?
– Да, – ответил Уголен и стал рыться в карманах. Лу-Папе уже ничего не понимал. Зачем ему понадобились десять франков?
Взяв у Уголена монету в десять франков, цветочник протянул тому купюру в пятьдесят