швырять на арену что попало. Шрайк стоял молча и неподвижно, не обращая внимания ни на вопли, ни на град летевших в него предметов. Шевельнулся он только раз: когда прямо ему в голову метнули большую дыню. Но какой это был прыжок! На добрых двадцать футов в сторону, да так стремительно, что никто толком не успел ничего разглядеть. Толпа в ужасе примолкла.
Снова заиграли трубы. Открылась большая деревянная дверь, и вошел первый гладиатор Смертельных Игр – каменный гигант. Почти такой же преследовал Добби в Туманных горах, только этот был гораздо больше – почти двенадцать футов ростом. И он, казалось, состоял из одних мышц.
– Надеюсь, ему не удастся победить Шрайка и забрать деньги, – сказал Добби, а Джернисавьен неодобрительно покосилась на чародея.
Двадцать секунд – и все кончено. Вот двое воинов стоят друг напротив друга в колеблющемся свете факелов – а в следующее мгновение Шрайк уже опять один посреди арены, тогда как от каменного гиганта остались лишь разбросанные по песку фрагменты. Некоторые из них еще продолжали подергиваться.
За первым несчастным последовало еще четверо участников. Двоих толпа громко освистала: у них явно не было никаких шансов. Потом вышел пьяный солдат-ящер с огромным арбалетом, а после него грозный мутант с собственным панцирем-броней и боевым топором размером с двух неокошек. Никто не продержался против Шрайка и минуты.
Затрубили глашатаи, и на арену галопом выбежал Рауль. Джернисавьен сквозь пальчики, которыми закрыла глаза, смотрела на величавого кентавра, чей могучий, обмазанный маслом торс блестел в свете факелов. Рауль был вооружен только охотничьим копьем и легким щитом. Нет, постойте – у него на шее болталась на шнурке какая-то маленькая бутылочка.
– Что это? – жалобным, дрожащим голосом спросила Джернисавьен у Добби.
Чародей не сводил взгляда с арены:
– Это снадобье я нашел в Человечьих руинах. Боги, только бы я правильно смешал все компоненты!
Шрайк бросился вперед.
Дорогая Уитни!
Да, ты права, я тут действительно в седьмом круге адовом – в круге запустения. Бреду иногда вниз по улице (мой «дом» находится на вершине холма, если, конечно, меблированные комнаты в старом полуразвалившемся кирпичном бараке можно назвать «домом»), смотрю на реку Миссури и вспоминаю, как мы на четвертом курсе, во время весенних каникул, веселились на море. Помнишь, как мы поехали кататься по пляжу, и вдруг разразилась гроза, и Гранатка страшно перепугалась? И нам пришлось… ммм… пережидать непогоду в лодочном сарае?
Я рад, что тебе нравится работать на сенатора. Скажи-ка, все барышни из Уэллсли так же удачно устроились или большинство все-таки оказывается в славной школе секретарей Катарины Гиббс? Прости, пожалуйста, не мне кидаться камнями и шпильками – сам-то застрял тут, в Миссури, в столице трубок из кукурузных початков. А ты знала, что в этом городке изготавливают такие трубки для всей Америки? Представляешь, у меня на подоконнике и на капоте машины каждый день оседает по нескольку дюймов