и анализа, которая сама по себе является доказательством благородства. Да, у Рихтера есть над чем подумать… У вас нет пистолета?
– Со мной палка.
– Очень возможно, что это пригодится нам, когда мы попадем в их берлогу. Джонатана я предоставлю вам, но если другой станет сопротивляться – я застрелю его.
Говоря это, он вынул из кармана револьвер и, вложив два заряда, положил его в правый карман жакетки.
Все это время мы шли под предводительством Тоби к столице по полудеревенской дороге; с обеих сторон виднелись виллы. Теперь же мы вышли на бесконечные улицы, по которым уже двигались рабочие и матросы; неопрятно одетые женщины снимали ставни и подметали лестницы. На углах, в кабачках, начиналась дневная жизнь, и люди грубого вида выходили оттуда, утирая рукавом бороды после утренней выпивки. Странные собаки бродили по улицам, с удивлением смотря на нас, но наш несравненный Тоби не смотрел ни направо, ни налево, а шел, опустив нос к земле, и только изредка взвизгивал, когда нападал на горячий след.
Мы прошли Стрэтгем, Брикстон, Кембервелль и очутились в переулке Кеннингтон. Те, кого мы преследовали, казалось, избрали самый запутанный путь, вероятно, для того, чтобы избежать лишних свидетелей. Они ни разу не шли главной улицей, если можно было найти параллельную ей. У начала Кеннингстонского переулка они уклонились налево через улицы Бонд и Майльс. Там, где последняя сворачивает на Рыцарскую площадь, Тоби перестал идти вперед и начал бросаться то в одну, то в другую сторону, подняв одно ухо и опустив другое, как истое олицетворение собачьего недоумения. Потом он стал ходить кругами вокруг нас, смотря иногда так, словно прося сочувствия к своему затруднению.
– Черт знает что такое с собакой? – проворчал Холмс. – Ведь не взяли же они кеб и не поднялись на воздушном шаре.
– Может быть, они стояли здесь некоторое время, – подсказал я.
– А! Вот он опять бросился вперед! – сказал с облегчением мой приятель.
Действительно, Тоби опять побежал вперед, обнюхав все и как будто придя к какому-то решению, и побежал с такой энергией и решительностью, какой не выказывал раньше. След, казалось, был горячее, чем когда-либо, потому что Тоби даже не опускал носа к земле, но дергал веревку и порывался бежать изо всех сил. По блеску глаз Холмса я видел, что он думал, что мы приближаемся к цели нашего путешествия.
Путь наш шел теперь мимо «Девяти вязов», и скоро мы добрались до большого дровяного двора, пройдя таверну «Орел». Тут собака, обезумевшая от возбуждения, пробежала через боковую калитку во двор, где работали уже пильщики. Собака бежала среди опилок и стружек по аллее, между двумя рядами соломенных дров, и наконец с торжествующим лаем вскочила на громадную бочку.
С высунутым языком, мигающими глазами Тоби смотрел попеременно то на одного из нас, то на другого, очевидно, в ожидании одобрения; доски, бочки и колеса тачки были покрыты темной жидкостью, а воздух весь пропитан креозотом.
Шерлок Холмс