арай? What’s color? – спросила меня новоиспеченный мастер про цвет волос.
– Мыан кан! Same same – точно такой же, – дважды ответила я, и мы приступили к священнодейству.
Мыли волосы до и после. Щедро поливали голову краской и шампунем. Терли бальзамом и кондиционером. Болтали на тайском. Не знаю, что мне больше понравилось: то ли ненавязчивый языковой практикум, то ли сама процедура. С массажем головы и ушей.
Когда все было готово, волосы высушили феном, и я подошла к зеркалу. Да, чуть не упустила важный момент: рабочее место парикмахера было обустроено не совсем типично. Клиент, сидящий в кресле, не видел своего отражения.
Но на стене зеркало было.
И в нем я, еще час назад чистокровная брюнетка, увидела блонду. Я остолбенела!
От волнения на смешанном тайско-английском спросила:
– Си сэйм сэйм ю ти най ка? Где тот же самый цвет?
И мне было глубоко наплевать, что во всех учебниках по общению с тайцами говорится, что этой нации не стоит указывать прямо на совершенные ими ошибки. В тайском менталитете это выглядит как потеря лица. Хотя на самом деле лицо потеряла я. Стояла растерянная, убитая… Перекрашивать второй раз, лить химию, восстанавливать – так можно и до лысины дойти. Двое лысых в доме на сто квадратных метров – уже перебор!
Тут же выяснилось, что купюры в тысячу батов, которую выделил мне супруг на парикмахерские расходы, не хватает! Она мне насчитала тыщу двести. При том, что в любой парикмхерской Банг Саре более опытные парикмахеры красили меня обычно за триста.
Я пыталась добиться скидки хотя бы до тыщи, раз уж она кардинально не угадала с цветом.
Не тут-то было… Мои справедливые претензии к цвету Би восприняла как личное оскорбление. Она решила, что я отказываюсь платить.
И прежде веселая и добродушная соседка скоропостижно превратилась в чудовище.
– Гив ми мани! – кричала она. Впервые я слышала, как тайцы срываются на крик.
Короче, я отдала ей тысячу батов, сказала, что больше нет, села на велосипед и, быстро крутя педалями, помчалась к дому!
Она бежала за мной и кричала, угрожая полицией:
– Если не вернешь еще двести батов, я уилл колл поли́с.
Итальянец, который вложил в открытие парикмахерской где-то триста пятьдесят тысяч батов (как мне похвастала ранее Би), стоял, смотрел на мой обновленный цвет волос, на нашу склоку и тихо удивлялся. Что-то интуитивно подсказало ему, что бизнес не слишком удался. Хотя недостающие двести батов через пару минут я им вернула, сгоняв на велике туда и обратно.
Двери итальянско-тайской парикмахерской с утра до вечера были открыты нараспашку. Я несколько раз в день проезжала и проходила мимо. Так уж случилось, что я стала в этом заведении не только первой, но и последней клиенткой.
Мы – прежде добрые соседи – перестали здороваться. Би со мной, я – с Би и с Антонио. А еще через несколько недель, брадобрейня благополучно закрылась. Погасли веселые рекламные огоньки.
Взамен осталась