Друзья в Японии – превыше всего. Друзья – вот настоящее сокровище. После императора и Великой Японии, разумеется». Подполковник еще раз оглядел сверху маленький садик, аккуратно, чтобы штора не шелохнулась, отошел от окна и направился к лестнице. Как гостеприимный хозяин он должен был встретить гостей и проводить их в столовую, где был накрыт «скромный семейный ужин».
Через три с лишним часа, проводив дам до машины и дав указание шоферу Стефановичу довезти их до самого дома в Колокольниковом переулке, Накаяма наставительно выговаривал японскому журналисту, стоя на берегу прудика и любуясь голландскими ирисами:
– Вы должны хорошо понять, Курихара-кун, что это очень важное дело. Спешить нельзя, но и медлить опасно. Мы должны быть сосредоточены как лес, чтобы чувствовать каждое дуновение вражеского ветерка, и стремительны как ураган, когда нам понадобится выполнить свою задачу. – Накаяма открыл большой деревянный портсигар, инкрустированный умельцами из деревни близ озера Аси, и жестом пригласил коллегу. Курихара подошел, с легким поклоном взял сигару, не прикуривая – сугубо из вежливости, почтительно стал рядом.
– Мы в сложном положении. Император может потребовать от нас действий в любой момент. – Накаяма слегка обернулся к дому, где внутри на почетном месте висел портрет худощавого человека в скромном военном мундире, в очках и с маленькими усиками. – В любой момент! Война может начаться уже завтра. Или послезавтра… Неважно – мы с вами на войне каждый день – вы должны помнить об этом, просыпаясь утром, и не забывать, ложась спать. Но русские установили за нами такой контроль, что я слова не могу сказать, чтобы рядом не находился агент ОГПУ. Точнее, НКВД. Так теперь правильно. НКВД, да. Кругом эти русские девицы… Учителя русского языка! Что, в Москве нельзя найти мужчин, преподающих русский язык?!
Курихара два раза почтительно и виновато кивнул, как будто гендерное неравноправие педагогов в советской столице было его личным упущением. Накаяма поджал губы и, раздраженно повернувшись на каблуках так, что скрипнула мелкая галька дорожки, неторопливо зашагал к дому. Курихара почтительно поворачивался следом за подполковником, как подсолнух за солнцем, только скрип под его ботинками был потоньше и потише.
– Мы знаем, понимаем, догадываемся, что эти русские учительницы приставлены к нам ОГПУ. Тьфу, НКВД! Они за нами следят. Но русские не понимают, что и мы следим за ними. С какого года она работает с посольством?
– Восемь лет, – подсказал Курихара, сразу поняв, о ком идет речь.
– Восемь лет… О ней хорошие отзывы. И от подполковника Вакабаяси, и от капитана Такаги, и от других… – Накаяма пыхнул сигарой, – Хорошие отзывы. Она берет подарки и не слишком стесняется при этом. Значит, привыкла. Сегодня мы им подарили шелк и открытки с видами старой столицы. Мелочь, конечно, но они живут в коммунальной квартире. С такими мелочами у них могут быть серьезные проблемы. И все-таки взяли! Точнее, взяла. Юная девушка, ее дочь, тут ни при чем, ей просто надо будет сыграть свою роль в нашей комбинации. А вот ее мать, – Накаяма резко обернулся