волосы, немигающие глаза и широкий нос вызывали у мальчика догадку:
«Смирная…»
Заметив, что она, плотно сжав тонкие, красные губы, тоже следит за ним, он смутился и пролил воду на пол.
– Подотри! – сказала она не сердито. – Тряпка под стулом.
Когда он вошёл в комнату, старик осмотрел его и спросил:
– Что она тебе говорила?
Но Евсей не успел ему ответить – женщина внесла поднос, поставила его на стол и сказала:
– Ну, я ухожу…
– Хорошо! – ответил хозяин.
Она подняла руку, пригладила волосы на виске – пальцы у неё были длинные – и ушла.
Сели ужинать. Хозяин ел не торопясь, громко чавкал, порою устало вздыхал. Когда стали есть мелко нарубленное жареное мясо, он сказал Евсею:
– Видишь, какая хорошая пища? Я всегда кушаю хорошее…
После ужина он приказал Евсею отнести посуду кухню, научил его зажигать лампу, потом сказал:
– Теперь спи. В шкафе лежит войлок, подушка и одеяло. Это – твоё. Завтра я куплю тебе хорошую одежду. Иди!
Когда, полусонный от тягостных ощущений, мальчик лёг, хозяин вышел к нему и спросил:
– Хорошо?
На сундуке было жёстко, но Евсей ответил:
– Хорошо…
– Если жарко – отвори окно.
Евсей немедленно сделал это. Окно выходило на крышу соседнего дома. На ней – трубы, четыре, все одинаковые. Посмотрел на звёзды тоскливыми глазами робкого зверька, посаженного в клетку, но звёзды ничего не говорили его сердцу. Свалился на сундук, закутался с головой одеялом и крепко закрыл глаза. Стало душно, он высунул голову и, не открывая глаз, прислушался – в комнате хозяина раздался сухой, внятный голос:
– «Живый в помощи вышнего, в крове бога небесного…»
Евсей понял, что старик читает псалтырь… И, чутко вслушиваясь в знакомые, но непонятные слова царя Давида, мальчик заснул.
III
Жизнь его пошла ровно и гладко. Он хотел нравиться хозяину, чувствовал, понимал, что это выгодно для него, но относился к старику с подстерегающей осторожностью, без тепла в груди. Страх перед людьми рождал в нём желание угодить им, готовность на все услуги ради самозащиты от возможного нападения. Постоянное ожидание опасности развивало острую наблюдательность, а это свойство ещё более углубляло недоверие к людям.
Он присматривался к странной жизни дома и не понимал её, – от подвалов до крыши дом был тесно набит людьми, и каждый день с утра до вечера они возились в нём, точно раки в корзине. Работали здесь больше, чем в деревне, и злились крепче, острее. Жили беспокойно, шумно, торопливо – порою казалось, что люди хотят скорее кончить всю работу, – они ждут праздника, желают встретить его свободными, чисто вымытые, мирно, со спокойной радостью. Сердце мальчика замирало, в нём тихо бился вопрос:
«Проходит?..»
Но праздника не было. Люди понукали друг друга, ругались, иногда дрались и почти каждый день говорили что-нибудь дурное друг о друге.
По утрам хозяин уходил в лавку, а Евсей оставался в квартире, чтобы привести комнаты в должный порядок. Кончив это,