так не бывает. Со мной так не бывает!
Когда она выходит на порог в темно-серой курточке, ботиночках на низком каблуке, что выглядывают из-под длинной юбки, я делаю шаг вперед, а малышка застывает, сжимает ручку сумочки и испуганно моргает. Всматриваясь в серые глаза, я отступаю, всего на шаг, а потом осторожно подхожу ближе. Я боюсь, что она, как севший на плечо мотылек, упорхнет от неловкого движения, потому даже не дышу, когда встаю рядом.
– Ве-ра… я только косячу, – роняю голову и смотрю на носки своих затертых кроссовок, прячу вспотевшие руки в карманы. Плечи сводит от холода, а губы подрагивают от переживаний. Я как подросток горю и волнуюсь. – Д-д-а, скажи уже, булавка, чего тянуть? – гляжу исподлобья, а она не мигает, не дышит. – Простые два-три слова, н-н-не бойся. Я просто исчезну и никогда больше к тебе не подойду. Не буду умолять дать мне шанс, я умоляю выползти из моей головы, – тычу пальцем в висок и чувствую себя полным придурком, потому что она молчит и давит ручки сумки до белых косточек.
Тянусь неосознанно, чтобы притронуться, потому что нуждаюсь в этом, а когда девушка нервно уворачивается, сжимаю кулаки и еще отступаю.
– Из-з-вини.
– Ты замерз, – вдруг говорит она. Тихо, но без злобы. Я только сейчас понимаю, что дрожу и цокаю зубами.
– Поф-ф-фиг…
– Выпьем кофе с булочками в кафешке? – девушка показывает в сторону, а я не верю своим ушам. Это шанс? Капитуляция? Последний ужин перед казнью? Что это? – А то околеешь, меня Гроза старший потом обвинит, что я тебя… – она не договаривает, сглатывает тяжело и сильнее сдавливает ремни сумки, до резкого скрипа кожи.
Я заканчиваю за нее:
– Загубила?
Кивает, ресницы взлетают и, подрагивая, прячут сталистые радужки.
А я смеюсь. Сдавленно и обреченно.
– Да Сашка готов был меня по стенке размазать за выходки. Ему не будет жалко, поверь. И, это… – я подрагиваю немного от колючего октябрьского ветра, и веду носком кроссовки по кругу, вспахивая землю на обочине, смотрю вниз, чтобы не сорваться и не начать снова давить на девушку своей принципиальностью. Пользоваться харизмой: на ней это не работает.
Все-таки договариваю:
– Прости за…
– Да хватит, не извиняйся, – она грозно отсекает и хмурится. Ведет ладонью по волосам, туго стянутым в низкий хвост. – Я просто не ожидала, что ты такой настырный окажешься.
– Это плохо? – поднимаю голову и ловлю ее изучающий взгляд. Хотя она его тут же разрывает и отрешенно смотрит через мое плечо, будто я ей мешаю лицезреть красоты города.
Вера пожимает крошечным плечом и, обходя меня по дуге, спокойно идет вниз по проспекту. Не зовет, не приглашает, потому что знает, что поплетусь следом, как верная собачонка.
У меня не возникает мысли рассматривать округлую задницу, что прячется под серой тканью юбки, хотя она у нее сумасшедше упругая. На вид. Под пальцам вечный ток от желания попробовать на самом деле, но я стряхиваю пальцы и сжимаю кулак, чтобы прогнать