более страшное. Мгновенная смерть с удавкой на шее, на мой взгляд, предпочтительней.
Цирюльник снова рассмеялся.
– Ах, люди… Как вы все предсказуемы, – сказал он, ловко подравнивая челку. – Вор именно так и сделал – выбрал виселицу. Когда палач накинул ему на шею петлю, вор спросил у его величества: «А что там, за дверью?» «Я всем предлагаю выбор, и все почему-то предпочитают виселицу», – улыбнулся император. «А все-таки, за дверью-то что? – допытывался вор. – Я все равно никому не скажу», – добавил он, указывая на петлю. «Там, за дверью, свобода. Но люди так боятся неизвестности, что предпочитают намыленную веревку», – печально ответил император…
Вернувшись на постоялый двор, Хаго неожиданно получил срочное задание – отнести в стирку вещи мессиров. Это должен был сделать Горст, оруженосец Геррика, но бывалый хитрец решил переложить свою ношу на плечи юного пажа. Ему вовсе не хотелось наблюдать за процессом стирки; куда приятней коротать время за столом таверны, дожидаясь господ. Хаго повздыхал в огорчении, но отказаться не решился; Горст был гораздо старше его и имел право в отсутствие рыцарей распоряжаться юным пажом.
Взвалив на плечи узел с бельем и носильными вещами, которые изрядно изгваздались в дороге, Хаго потащился вместе с прачкой, работницей постоялого двора, на берег реки. Для нужд прачек город выделил специальный участок, рядом с городским мостом. Место для постирушек было расположено неподалеку от общественного туалета – наверное, чтобы нечаянно запачканное исподнее сразу отдать в стирку.
Здесь же находилось и скромное здание городской прачечной. Летом, когда оставаться внутри из-за горячего пара и воды было невмоготу, прачки перебирались поближе к водоему, причем жара и тяжелая работа порой понуждали их раздеваться почти догола. Поэтому не раз случалось, что какой-нибудь подросток или взрослый любитель подглядывать исподтишка подбирался к ним поближе, дабы вдоволь налюбоваться открывшимся зрелищем.
Однако горе было подобному соглядатаю, если его заставали на месте преступления! Незадачливому любителю обнаженных женских телес приходилось пускаться наутек, в то время как ему вслед летели камни, комья земли и едкие насмешки острых на язык прачек. За то время, пока он успевал окончательно скрыться из виду, «преступник» узнавал много нового о своем внешнем виде, привлекательности для противоположного пола, про родителей, всех родственников до седьмого колена, и наконец (страшно сказать!) – о своих мужских достоинствах.
Невольные наблюдатели этого действа хохотали до колик в животе. А спустя короткое время о приключении охальника судачил весь город. После этого на рынок можно было не ходить; все на бедолагу смотрели, как на обезьяну в клетке, и тыкали пальцами вслед, при этом обидно зубоскаля.
Обычно в домах бедняков стиркой занимались жена и дочери хозяина. Простолюдины, у которых не было ни двора ни кола и которые не имели возможности оплатить услуги наемной прачки, поневоле вынуждены были сами стирать