будешь?
– Не откажусь… Я хотел поговорить с тобой… – Вольф заходит в маленькую прихожую широкими шагами, и в ней моментально становится тесно, расстегивает пальто и по-хозяйски пристраивает его на вешалку.
– Ладно, только не шуми и проходи на кухню сразу, – киваю ему на дверь, и он послушно идет туда. Но усевшись на угловой диванчик, вдруг смотрит на меня слегка растерянно.
– Эм… ты не одна?
Неопределенно фыркаю и включаю кофеварку.
– Это имеет значение?
Подтягиваюсь на руках и, подпрыгнув, усаживаюсь на кухонный гарнитур. Ребра тут же отзываются тянущей болью, и я тихонько откашливаюсь. Вчера этот парень схватил меня так, что я мысленно попрощалась со своей грудной клеткой и очень захотела на рентген.
– Просто, если я не вовремя…
– Ой, расслабься, а… – отмахиваюсь от него кухонной кисточкой, попавшейся мне под руки, и достаю с соседней полки кружки, – все нормально.
– Ты не говорила, что у тебя появился парень…
– А он и не появился. – достаю из-за спины сахарницу, – это вчерашний прыгун отдыхает…
– Ч-чего? – Вольф так забавно вытаращился на меня, что я невольно смеюсь и снова хватаюсь за ребра.
– Того, – в тон ему веселюсь я, слыша писк кофеварки и принимаясь наливать нам кофе, – блин, у парня не руки, а настоящие тиски… До сих пор дышать больно…
– Эрика, ты совсем с катушек слетела? – ультразвуком шипит Вольф, поднимаясь и подходя ко мне, – ты с ним спала???
– Что ты подразумеваешь под этим? – лукаво интересуюсь я, бросая в свой кофе кубик сахара, но заметив, как Вольф решительно идет на меня всей своей угрожающей массой, легко упираюсь босой ступней ему в грудь, останавливая. – Эй, полегче… Я тебе не жена и отчитываться о своей интимной жизни не обязана.
– Ты хоть понимаешь, что спать с пациентами, особенно суицидниками, категорически запрещено…
– Тебе! – заканчиваю за него я и протягиваю ему чашку. – Врачам запрещено. Я, если ты помнишь, простой картограф. И к твоей профессии отношения не имею. Так что остынь и перестань голосить.
– Но это…
– Что, Вольф? Некорректно? Непрофессионально? Неправильно? – усмехаюсь я, сжимая на ступне пальцы и комкая в них его рубашку. – Давай сейчас не будем говорить о морали. Потому что мне есть, что тебе ответить, и ты сам это знаешь. Парень, слава богу, жив и самоубиваться в ближайшие пару часов не будет. А дальше посмотрим. В конце концов, я не психолог, чтобы описывать ему ценность его жизни, о которой я вообще ничего не знаю. А ведь есть вероятность, что его поступок был чем-то оправдан, и что такой выход тоже может быть не самым плохим вариантом.
Вольф вдруг теряется и прячет взгляд, поджимает и без того тонкие губы.
– Тебе молока добавить в кофе? – вздыхаю я, опуская с его груди ногу.
– Нет, спасибо… – он забирает свою чашку и делает неуверенный глоток, – я хотел спросить, как тебе удалось? Что ты ему сказала?
– М-м-м…