взрослых разговорами и мыслями. Скажет что-нибудь, а люди думают-гадают, откуда это у малыша. А он жить хотел. Он хватал бойким умом своим информацию из телепередач, бесед взрослых, пьяных споров у доминошного стола, сплетен бабушек и молоденьких мамаш у подъездов двухэтажек, сопоставлял этот разнолюдный материал и выдавал такие мысли, что взрослые плечами пожимали.
– Мам, а зачем так много танков строят? Некому будет автобусы водить.
– Надо хлеб дороже продавать, чтобы мы берегли его.
– Ты думаешь, в космосе лучше будет жить, чем на Земле?
Наступила осень, загнав доминошников и прочий люд по квартирам, а там и зима постучалась смело в двери. На поселке выросли сугробы. Стало тихо. И меньше стало сплетен. Но о Ване мы не забывали. Любая встреча жилпоселовских обитателей начиналась с вопроса:
– Ну как он, поправляется?
Ваня не поправлялся. А перед Новым годом, за три месяца до своего шестилетия, он ошарашил всех дикой детской непосредственностью:
– Мамочка, – сказал он Катерине перед сном. – Ты мне, когда я умру, трубочку маленькую в могилу вставь. Над головой. Я буду на небо смотреть, на птичек. Они весной прилетят. Потому что они здесь потомство разводят. Вставишь, мам, ладно?
Катерина ответил «ладно», рассказала ему сказку и ушла на кухню плакать с соседкой.
Через пять дней Ваня умер.
Вечером (я ничего не знал, листая лекции по физике) ко мне пришел Ленька, племянник Николая, и сказал, размазывая слезы по щекам:
– Умер Ваня. Надо могилу копать, сможешь?
– Когда? – вскочил я с табурета.
– Завтра утром, – шмыгал носом мой друг. Такой же балагур и шутник, как и его дядя, такой же щедрый русский человек с широкой костью, побитый горем, он не стеснялся меня. – Мы покрышку старую достали. Спалим ее, копать можно будет. У тебя экзамены, я понимаю, но родственникам нельзя. Обычай такой, понимаешь.
– Могилу выкопаем, – я прервал его. – Кто еще?
– Толька, Женька, Вовка.
– Кайло раздобудь. Лучшее средство для мерзлого грунта.
Мой друг ушел. Я уже не мог читать, писать шпоры, думать о физике. Меня всю ночь терзала мысль о коварстве и ненасытности злой нашей матушки-природы, которая родит, когда вздумается, убьет, кого захочет. Даже такой крохотный, такой талантливый человек ей оказался не нужен. Ух.
Утро пришло быстрое и тяжелое. Поел наскоро и к Савкиным. Хотел на Ваню взглянуть. Но труп был в морге.
– Вечером привезем, – шепнул сосед Савкиных. – Чтобы еще немного дома побыл. А то. – он запнулся.
– Где могила? Место хорошее? – спросил я.
– У сторожки. Там покрышку запалили.
Мы говорили тихо, боясь выпрямить плечи, а из комнаты Савкиных донеслось:
– Нужно хоть какую-нибудь трубочку найти, я обещала. Это его последнее желание.
Катерина вышла на кухню и спросила меня:
– У тебя нет трубочки? Он так любил с тобой в шахматы играть.
Я