меня не оказалось, видно, был хороший иммунитет. Я продолжала наслаждаться речными радостями.
Летом река сильно мелела, зарастала водорослями. Посредине реки появлялись песчаные косы, и мы вброд переходили ее с одного берега на другой, замочив лишь трусишки. Зато в период весеннего половодья Великая выходила из берегов. Не помню, в каком году половодье было очень сильным: водой затопило весь берег до самого нашего дома. В школу приходилось ходить «задами». Нам эта стихия была нипочем – река только радовала нас своей мощью. Обычно же вода в половодье доходила только до дороги. По весенней воде сплавляли лес молем – отдельными бревнами и плотами. На плотах плыли сплавщики. Они баграми разгоняли бревна, сталкивающиеся и громоздящиеся друг на друга. Оттаскивали бревна, застрявшие у берега. В реке было немало топляков – утонувших и не всплывших бревен, застрявших в грунте дна между камнями. Поэтому нырять было опасно.
Зимой река покрывалась толстым, до метра и более, льдом, и мы катались по ней на санках. Брат катался на коньках, а я так и не научилась. Коньки-снегурочки привез папа. Они привязывались к валенкам. Брат очень быстро и ловко освоил эту премудрость. У меня же ничего не получалось, ноги меня не слушались. Катались мы и на лыжах. Снега было много. Снег был белый, искрящийся разноцветными брызгами, слепящий глаза. Лежал снег по всей реке, по заснувшим лугам и полям. Великое белое раздолье царило в Опочке в зимнюю пору. Морозы были сильные, трескучие. Иногда лед раскалывался, и тогда как будто выстрел прокатывался над замерзшей рекой.
Завеличье, где мы жили, с городом соединял большой мост, который от нашего дома был отделен еще тремя домами и приютским садом. В детстве мне это расстояние казалось очень большим. Когда же, спустя двадцать пять лет, я вновь посетила Опочку, я растерялась – все пространство сместилось. Все стало меньше, кроме Вала, все расстояния сократились; и я не узнала места, где был наш дом. А пока я еще очень мала, мне еще нет и восьми лет, и я не хожу в школу. И я радуюсь и реке, и полю, и лугу, и землянике, что растет в канаве возле дороги, ведущей к лесу от нашего дома.
Лес совсем близко, наверное, километра полтора от нашего дома, и мы ходим туда со взрослыми за ягодами и иногда за грибами. Мама лес не любила. Ведь она выросла на Украине, где нет темных еловых боров с заболоченными чащами.
Ранней весной мы ходили на лесную поляну за цветами. Вначале появлялись лиловые, покрытые ворсинками, на низком тонком стебельке крупные мохнатые колокольчики. Потом лесные опушки покрывались белоснежными подснежниками на длинных тонких стебельках с резными листьями. Охапками мы приносили их маме, и она ставила цветы в вазочки или просто укладывала в тарелки. Сорванные цветы радовали глаз свежестью, весенней прелестью.
Мама очень любила живые цветы в комнатах. Подснежники стояли долго, но в конце концов все же увядали. Это никого не огорчало. Их выбрасывали и ставили новые. Тогда еще подснежники не были занесены в «Красную книгу». Тогда еще никто и помыслить