успокойся уже, – небрежно отозвался кот. – Несуразицу ведь несёшь. В вашем убогом воображении может быть только то, что вы имели на завтрак, или в постели перед сном. Вещи самые прозаические, твёрдокаменные, на которых и зиждется ваш убогий мир, мир, который может быть есть, а может быть он есть, но совсем не то, чем кажется вашему воображению. Даже себя вы воображаете так, как вам удобнее, а что уж может быть ближе и известнее!? Проснувшись, ты уверен, что рядом с тобой спит то, что тебе кажется, или хочется, что тебе желанно, или ненавистно и страшно? Ты уверен в ЭТОМ? Кстати, у тебя в кармане не найдётся кусочка колбасы? Можно котлету.
– Ты ещё и нуждаешься в питании?
– Ответь, есть или нету?…
– Я… не знаю.
– Честный ответ. Человек не может сказать определённо о содержании своих карманов, но берётся рассуждать о мироздании. Тебе это не кажется немного… надуманным?
Алан проснулся от того, что в его трусы проникла рука, мягкая, но решительная, и её пальцы стали ласкать, нежно и требовательно. Это было необычно. Потом к его лбу прижались губы, они перебрались на глаза, подбородок, шею, спустились по плечу к соскам и ниже…
– Лиска, перестань баловаться! Что на тебя нашло, ведь утро уже, наверное…?
Почему-то ему совсем не хотелось открывать глаза, это было сродни его страху перед пробуждением.
– Ал, перестань притворяться канистрой, и трахни меня! Я хочу этого, мой тигр!
Ужас! Что она болтает!?
– Тебе мало было вечером? И что за выражения ты употребляешь, наших сериалов насмотрелась?
– Вечером? Что ты такое говоришь? Забыл, какой ты приполз с работы? Ведь в сиську нализавшись, в баре опять сидел с этими алкашами?
– «Где я? И я-ли это?» – проползло в голове. Хочешь-не хочешь, а глаза надо открывать. Он увидел её голову, лежавшую у него на животе, в области паха, вернее, затылок. Что она там собирается делать? Растрёпанные, крашеные волосы, сморщеная кожа на шее (не очень чистой), потрёпанная ночная рубашка. КТО это? Лихорадочно отодвинувшись, он сел, прикрылся старым одеялом. Она повернула к нему лицо, и Алан впервые почувствовал, что означает выражение – «мурашки по коже», точнее, это был озноб, и по коже сползали капли пота.
– Где я? – он вглядывался в морщинистое, измождённое лицо, не узнавая, но невольно отмечая знакомые чёрточки. – Мэрил? Что случилось? Что с тобой? Что с нами происходит?
Он чувствовал чужое помещение, неуютное, холодное, пахнущее табаком и чем-то затхлым, сырым и скучным… Похоже было, что где-то рядом сушится на верёвке мокрое бельё.
Это было что-то рутинное, опротивевшее до боли, до смерти, но вместе с тем это было, как приевшийся водевиль, где известна каждая интонация, каждый взгляд и каждая пора на лице персонажей, и после каждой глупой реплики за сценой раздаётся не менее глупый смех группы сопровождения.
– Похмелиться-бы, –