так сильно потрясла встреча с ним. Так же, как Вилл сейчас дружит с Фридом, Людвиг дружил когда-то с отцом Вилла. Они очень часто нуждались друг в друге и были как бы частицами одного большого цельного механизма. После того, как на свет появился Вильям, отец с сыном почти безвылазно находились в доме Людвига, который стал будто вторым отцом мальчику, но потом Люд переехал, началась война, начался голод, начались гонения всех нежелательных людей. Вилли безвылазно работал или, скорее даже, служил в концентрационном лагере, ведь если бы он отказался от этого, он бы всё равно оказался тут же, но уже в совершенно другой роли – в роли заключённого. Он служил, ни о чём не задумываясь, пока судьба не свела двух близких друг другу людей вместе. Пускай даже и по разные стороны баррикады, но всё-таки вместе.
Пленные работали не покладая рук. В данный момент они занимались незамысловатой, но тяжелой работой – особенно, если делать это двадцать и более часов в сутки. Они валили лес. Нацисты, то есть служащие лагеря, должны были следить за тем, чтобы не было никаких волнений, отвлечений и уж тем более побегов. Они сидели за столом, играли в карты и наблюдали за работающими, изредка покрикивая и постукивая на них. Фридрих и Вильям тоже были неподалёку – они высматривали Людвига. Один из них наконец-то увидел его. Они подошли со словами, чтобы он продолжал усердно работать, не вызывая ни малейших подозрений со стороны нацистов. Людвиг пахал весь день, и сейчас он уже выбивался из сил, но оставалось немного – всего несколько часов работы, и на сегодня всё это закончится. Его наконец-то отведут в грязную камеру, где он в сплошной темноте сможет спокойно потирать свои содранные до крови мозоли и ссадины. Фрид и Вилл, незаметно для посторонних глаз, сообщили другу весьма неточное время и, как ни в чём не бывало, удалились куда-то. Людвиг, как и ожидалось, был вынужден пропахать ещё несколько часов, вплоть до того момента, когда уже уставший командир сказал «хватит» и отослал его «восвояси». Вообще, «восвояси» совсем не значило «хоть куда», здесь это означало одно: ступай в свою каталажку, пока мы не отнесли туда тебя сами.
Тьма была практически непроглядной, но, когда глаза немного адаптировались к темноте, неблагоприятно воздействующей на психику живого существа, на фоне сырого поросшего травой камня стали вполне отчётливо виднеться бледные кости, собранные тонкой кожей в многочисленные скелеты. Здесь не было ни одного окошка, ни одной щёлки, через которую мог бы проникнуть свет, но белые кости жертв режима всё равно очень контрастировали с мрачными стенами каталажки. Кругом слышались тяжкие вздохи и стоны, наполненные глубочайшим отчаянием. Атмосфера была такой, что, казалось, даже спёртый воздух слёзно просит и умоляет, чтобы его поскорее выпустили на волю.
– Чёрт возьми, куда вы прёте?!? – вдруг заорал кто-то на Фридриха, который врезался в темноте в какого-то человека и выбил при этом какой-то предмет из чьих-то рук. Вещь сильно загремела, упав на грязный пол.
– Надеюсь, я ничего не сломал, – сказал Фрид Виллу,