горка. Раньше её не было, и они с Толяном бегали в соседний двор. Катались до одури, пока сил хватало. У Толи мать строгая, могла за порванные штаны и ремнём угостить. У Пети, наоборот, смеялась от души, когда кидала тёплые байковые шаровары, облепленные ледяными лепёшками, на горячую батарею, ещё и обнимала, и к сердцу прижимала румяное от мороза дорогое чадо. Когда вернулся из Ташкента, на горке уже кататься не положено, вроде большой. Так, если только с ребятами изредка подурачится. А на скамейках этих высиживали допоздна – и курить пробовал, и водку первый раз пригубил, не понравилось.
По лестнице кто-то тихо поднимался. Он сразу узнал её по шагам. Мама шла медленно, останавливалась, передыхала и шла дальше. Так и не стала пользоваться лифтом – второй этаж, что лениться, в старости на лифте подниматься будет, когда силы иссякнут. Годы шли, а лифт она так и не стала жаловать. Тяжело, но не смертельно, и сердце работает исправно. Одышка… Так она и у молодых есть, такие нынче времена. Увидела сына, заулыбалась:
– Петенька! Так неожиданно! Молодец!.. Что-то похудел ты… А я в гастроном ходила. Как почувствовала! Хлеба свежего дома нет.
Алла Сергеевна поняла: не просто так сын приехал с утра пораньше, что-то случилось, и очень важное. Все годы жила спокойно – у Пети всё хорошо, правильно и без сюрпризов.
– А у меня треска в томате наготовлена. Ты же любишь!
– Мам, давай просто чаю попьём. Я тебе и пирожных из «Севера» купил. Ставь чайник! Или давай я сам. А ты садись, – он заулыбался, насильно усаживая её за маленький кухонный стол, по старинке покрытый клеёнкой в мелкий голубой василёк.
– Только чашки возьми. Вон те, кобальтовая сетка. Это мне, когда на пенсию выходила, подарили! А я ещё столько проработала! – она смеялась, ей хотелось подбодрить Петеньку, чувствовала – разговор будет непростым и услышит она нечто неожиданное, слишком уж всё странно.
– Пётр!.. Я же чувствую, случилось что-то из ряда вон! Ты случайно не болен серьёзно или, может, Летиция? Говори, не скрывай! – она испуганно смотрела на сына и на всякий случай держалась рукой за сердце.
– Нет, мам, слава богу, все здоровы! Ладно уж, давай рыбу в томате! Вроде сытый, а от этого отказаться не могу, – он тянул время и, как всегда, не знал, с чего начать, мялся и переживал. – Вот совсем другой вкус! И лука много, и маринад отличный. Ещё блинчики твои с мясом люблю. Поджаристые. Они какие-то сладкие у тебя получаются, необычные!
– Петь, вижу, от разговора уходишь, начать не можешь. Ну что стряслось?!
Аппетит у Петра разгорелся нечеловеческий, нервничал, не ведая вкуса.
– Только ты не волнуйся! Не понимаю, как объяснить…
Не выдержал, не смог усидеть на одном месте, выскочил из-за стола и заходил по маленькой кухне, сам не осознавая, как нагнетает трагизм своим нелепым поведением. Собрался с мыслями, присел и с самого начала всё рассказал: и как познакомился со Светланой, и как в мыслях ничего такого не было, и как Танюша появилась.
– Подожди! Я сейчас внучку твою покажу. Такая