раздался чей-то вопль: похоже, кто-то из провожающих заглянул в дверь.
Потом донесся хлопок и легкий шум борьбы. Величана зажмурилась от стыда. Вот она и замужем – чужие мужчины теперь могут пялить на нее глаза в самый миг жизненного перелома, батюшка с матушкой больше ей не защита, и вся честь ее – в руках мужа.
Она ждала, что дверь закроется, но услышала звуки иного рода – шум шагов нескольких человек. Подняла голову и вздрогнула: в клеть входили мужчины, целой ватагой. Величана подтянула одеяло и прижала к груди, в изумлении взглянула на ковылявшего впереди Етона.
Он шел, опираясь на клюку и волоча ноги. Уж куда такому на брачное ложе! Мелькнула дикая мысль, что при таком-то бессилии ему требуется помощь не одного, а семерых более молодых мужчин, но Величана отогнала ее – так недолго совсем ума лишиться.
Но что это значит?
Князь сделал ей успокаивающий знак рукой. Теперь наконец закрылась дверь, шум со двора приутих. Величана мельком оглядела вошедших – это те же ближние бояре Етона, что занимали почтенные места на свадебном пиру. Вон тот рослый, кажется, Семирад, Етонов воевода и глава его отроков, за ним невысокий круглоголовый Стеги – этих двоих Величана помнила по прежним годам, когда они же приезжали в Луческ ее сватать.
Все вошедшие тоже имели изумленный вид и чувствовали себя немногим менее неловко в этой клети, чем сама новобрачная.
– Присядьте, – Етон показал им на пол, усыпанный свежей соломой. – Хоть речь моя недолга будет, а все же на ногах не всякий такие новости выдержит.
Он усмехнулся. Бояре переглянулись, и Семирад первым сел на пол – привычно, как сидел в походах на земле у костра. Остальные, по его примеру, расселись так, чтобы видеть и князя, и будущую княгиню на лежанке.
Величана смотрела то на них, то на супруга. Вот он стоит перед ней – ее доля, ее муж. Руки и ноги будто у рака, борода как у лешего… Искривленный давним переломом нос почти расплющен, волосы седые, брови косматые… но взгляд его показался Величане довольно приветливым.
– Будь жива, жена! – сказал он негромко. Потом сел на ларь, где стоял светильник – лезть на высокое ложе из снопов ему показалось неспродручно. – Что молчишь? Боишься меня?
Величана молчала, неподвижно сидя на перине. Боится ли она его? Нет. Изумление вытеснило страх, она будто вся одеревенела. Вся ее свадьба, странная с самого начала, делалась чем-то совсем уж несуразным.
Но даже сейчас, когда Етон назвал ее женой, она не могла увидеть в нем мужа. Уж слишком разными они были – как хмурый вечер заснеженного месяца стуженя и утро цветущего травеня в шелесте свежей листвы. Сухой пень и синеокая пролеска… И от сознания острой несправедливости судьбы на глазах у Величаны вновь выступили слезы. Чем она так провинилась?
Да и сам Етон смотрел на нее вовсе не тем взглядом, как жених смотрит на желанную невесту. В его тусклых глазах было легкое любопытство, он оценивал ее, но не придавал такой уж важности. Сколько