словах на глаза Викторины навернулись слезы, и вдова замолчала, заметив знак, сделанный ей г-жой Кутюр.
– Хоть бы нам удалось повидать его, хоть бы я могла поговорить с ним и передать ему прощальное письмо его жены! – снова начала вдова интендантского комиссара. – Я не рискнула послать письмо по почте; он знает мой почерк.
– О женщины невинные, несчастные, гонимые, – воскликнул Вотрен, перебив ее, – до чего же вы дошли! На днях я займусь вашими делами, и все пойдет на лад.
– О господин Вотрен, – обратилась к нему Викторина, бросая на него влажный и горячий взор, не возмутивший, впрочем, спокойствия Вотрена, – если у вас окажется возможность повидать моего отца, передайте ему, что его любовь и честь моей матери мне дороже всех богатств мира. Если бы вам удалось смягчить его суровость, я стала бы молиться за вас Богу. Будьте уверены в признательности…
– «Объехал я весь белый свет…» – иронически пропел Вотрен.
В этот момент спустились вниз Пуаре, мадемуазель Мишоно и Горио, вероятно, привлеченные запахом подливки, которую готовила Сильвия к остаткам баранины. Когда нахлебники, приветствуя друг друга, сели за стол, пробило десять часов, и с улицы послышались шаги студента.
– Вот и хорошо, господин Эжен; сегодня вы позавтракаете со всеми вместе, – сказала Сильвия.
Студент поздоровался с присутствующими и сел рядом с папашей Горио.
– Со мною случилось удивительное приключение, – сказал он, наложив себе вдоволь баранины и отрезая кусок хлеба, причем г-жа Воке, как и всегда, прикинула на глаз вес этого куска.
– Приключение?! – воскликнул Пуаре.
– Так чему же вы дивитесь, старая шляпа? – сказал Вотрен, обращаясь к Пуаре. – Господин Эжен создан для приключений.
Мадемуазель Тайфер робко взглянула на юного студента.
– Расскажите же нам о вашем приключении, – попросила г-жа Воке.
– Вчера я был на балу у своей родственницы, викон-тессы де Босеан, в ее великолепном особняке, где комнаты обиты шелком. Короче говоря, она устроила нам роскошный праздник, на котором я веселился, как король…
– …лёк, – добавил Вотрен, прерывая его речь.
– Что вы этим хотите сказать? – вспыхнул Эжен.
– Я говорю – королёк, потому что королькам живется гораздо веселее, чем королям.
– Да, это верно, – заметил «да́кальщик» Пуаре, – я бы скорей предпочел быть этой беззаботной птичкой, чем королем, потому что…
– На этом балу, – продолжал студент, обрывая Пуаре, – я танцевал с одной из первых красавиц, восхитительной графиней, самым прелестным созданием, какое когда-либо встречал. Цветы персика красовались у нее на голове, сбоку был приколот изумительный букет живых, благоухающих цветов. Да что там! Разве женщина, одухотворенная танцем, поддается описанию? Надо ее видеть! И вот сегодня, около девяти часов утра, я встретил эту божественную графиню; она шла пешком по улице Де-Грэ. О, как забилось мое сердце, я вообразил, что…
– …что она шла сюда, – продолжал Вотрен, окинув студента глубоким взглядом. –