для того, чтобы добиться взгляда парижанки, надо иметь ретивых лошадей, ливреи и горы золота?»
Демон роскоши уязвил его сердце, лихорадка наживы овладела им, от жажды золота пересохло в горле. Эжен располагал ста тридцатью франками на три месяца. Его отец, мать, братья, сестры, тетка могли тратить лишь двести франков в месяц на всю семью. Это быстрое сопоставление своего теперешнего положения и цели, которой надобно достичь, усилило его растерянность.
– Почему же вы не можете приехать к Итальянцам? – смеясь, спросила виконтесса.
– Дела! Я обедаю у английского посланника.
– Бросьте дела!
Когда человек вступил на путь обмана, он неизбежно вынужден нагромождать одну ложь на другую. Маркиз д’Ажуда засмеялся и сказал:
– Вы требуете?
– Да!
– Вот это и хотелось мне услышать, – отвечал маркиз, бросив на нее такой проникновенный взгляд, который мог бы успокоить всякую другую женщину. Он поцеловал руку виконтессы и вышел.
Эжен, пригладив волосы рукой, согнулся в поклоне, думая, что г-жа де Босеан наконец вспомнит и о нем. Вдруг она вскакивает с места, бросается в галерею, подбегает к окну и смотрит, как д’Ажуда садится в экипаж, она ловит ухом, куда велит он ехать, и слышит, как выездной лакей повторяет кучеру его слова:
– К господину де Рошфиду.
Эти слова, быстрота, с какой маркиз вскочил в карету, были для женщины и вспышкой молнии, и ударом грома; смертельный страх вновь обуял ее. В высшем свете не бывает иного проявленья самых ужасных катастроф. Виконтесса пошла в спальню, села к столу, взяла изящный листок бумаги и написала:
«Раз вы обедаете не в английском посольстве, а у Рошфидов, вы обязаны дать мне объяснение. Жду вас».
Она поправила несколько букв, пострадавших от конвульсивного дрожания руки, подписалась «К.», что означало «Клара Бургундская», и позвонила.
– Жак, – обратилась она к представшему перед ней лакею, – в половине восьмого вы пойдете к господину де Рошфиду и спросите, там ли маркиз д’Ажуда. Если он там, вы попросите только передать ему эту записку, не требуя ответа. Если же маркиза там нет, то вы вернетесь и принесете мне письмо обратно.
– Виконтессу ожидают в гостиной.
– Ах, верно! – сказала она, отворяя дверь.
Эжен начинал чувствовать себя крайне неловко; к счастью, виконтесса наконец явилась и произнесла с таким волнением в голосе, что у Эжена защемило сердце:
– Простите, мне надо было написать два слова, теперь я вся к вашим услугам.
Она не сознавала, что говорит, думая в это время: «Он хочет жениться на мадемуазель де Рошфид. Но разве он свободен? Сегодня же вечером этот брак расстроится, или я… Да! Завтра об этом не будет даже речи».
– Кузина… – начал Эжен.
– Что?! – переспросила виконтесса, бросая на него надменный взгляд, от которого студент похолодел.
Эжен понял это «что». За последние три часа он научился многому и держался