скоростью…
Девочка, раскрыв рот, слушала Пеппи, а Томми и Анника даже перестали жевать груши.
– У Хай-Шанга было столько детей, что он их и сосчитать не мог, – не унималась Пеппи. – Самого младшего звали Петер.
– Это китайского-то мальчика звали Петер? – усомнился Томми. – Не может быть!
– Вот и жена Хай-Шанга так говорила. Китайского ребёнка нельзя называть Петер, твердила она своему мужу. Но Хай-Шанг был невероятно упрям. Он хотел, чтобы его младшего сына звали Петер, и никак иначе. Он так разозлился, что сел в уголок, накрылся своими ушами и сидел там до тех пор, пока его бедная жена не уступила и не назвала мальчика Петером…
– Вот это да! – прошептала Анника.
– Петер был самым избалованным ребёнком во всём Шанхае и так капризничал во время еды, что мать его приходила в отчаяние. Вы ведь знаете, что в Китае едят ласточкины гнёзда. И вот как-то раз мама наложила ему полную тарелку ласточкиных гнёзд и кормила его с ложечки, приговаривая: «Ешь, Петерхен, это гнёздышко мы съедим за папу!» Но Петер плотно сжимал губы и мотал головой. И когда Хай-Шанг увидел, как его младший сын ест, он так рассвирепел, что приказал не давать Петеру ничего другого, пока он не съест этого гнёздышка «за папу». А я вам уже говорила, что Хай-Шанг умел настоять на своём. И вот это гнездо стали варить Петеру каждый божий день с мая по октябрь. Четырнадцатого июля мать попросила Хай-Шанга дать Петеру две тефтельки. Но отец был неумолим.
– Всё это глупости, – сказала вдруг чужая девочка.
– Вот именно, буквально эти слова и произнёс Хай-Шанг, – подтвердила Пеппи, нимало не смутившись. «Всё это глупости, – сказал он, – мальчик может съесть это ласточкино гнездо, надо только сломить его упрямство». Но, когда Петеру предлагали гнездо, он только сжимал губы.
– Как же этот мальчик жил, если он ничего не ел с мая по октябрь? – удивился Томми.
– А он и не жил. Он умер восемнадцатого октября – «из чистого упрямства», как сказал его отец. Девятнадцатого его похоронили. А двадцатого октября прилетела ласточка и снесла яйцо в то самое гнездо, которое всё ещё лежало на столе. Так что гнездо это пригодилось, и никакой беды не случилось, – радостно закончила Пеппи.
Затем она подозрительно посмотрела на девочку, которая в растерянности стояла на дороге.
– У тебя какой-то странный вид, – сказала Пеппи. – Уж не думаешь ли ты, что я вру? А ну-ка признавайся! – И Пеппи угрожающе подняла руку.
– Да нет, что ты… – испуганно ответила девочка. – Я вовсе не хочу сказать, что ты врёшь, но…
– Значит, по-твоему, я не вру… – перебила её Пеппи, – а ведь на самом-то деле я вру, да ещё как! Плету, что в голову взбредёт. Неужели ты вправду думаешь, что мальчик может прожить без еды с мая по октябрь? Ну ещё три-четыре месяца куда ни шло, но с мая по октябрь – это уже глупости. И ты прекрасно понимаешь, что я вру. Так что же ты позволяешь вбивать себе в голову всякую белиберду?
Тут девочка быстро пошла по улице и ни разу не обернулась.
– До чего же люди доверчивы! –