когда наступило страшное время борьбы с Судьбой, когда она решила, что им вместе не быть, что они не пара друг другу и им лучше расстаться сразу и резко, ему довелось в полной мере нахлебаться горького зелья ревности. Алинка (его Алинка!) начала таскаться-путаться с какими-то сусликами, трахаться с ними, порой даже не ночуя дома, а он звонил ей домой, раздражая родителей, искал…
С одним из пацанчиков она даже съездила летом на юг, фантасмагорично и жестоко осуществив их зимнюю совместную мечту…
Причём так уж сразу и полностью они расстаться, порвать отношения не смогли, порой даже оказывались в общей постели, и она имела жестокость выбалтывать ему подробности своих адюльтеров-похождений, вплоть до самых интимных – каким способом совокуплялась с очередным сусликом, сколько раз…
Словно мстила ему же за своё предательство его, их любви…
Чайник начал свистеть, он еле успел выключить газ, приглушить свист. Налил кипяток в оба бокала, поставил их на жостовский поднос, достал из аптечки на стене таблетку валидола (за «Орбитом» с мятой возвращаться в комнату не хотелось), пососал, держа поднос на вытянутых руках и накинув для юмора полотенце на руку, придал лицу соответствующее выражение влюблённого официанта и отправился в маленькую комнату.
Там его взору в свете вызревающего солнечного утра предстала иллюстрация к стихам Ивана Алексеевича Бунина:
Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди,
И тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь её во сне…
Он даже запнулся, застыл на секунду. Боже мой! От любви и нежности хотелось плакать…
Осторожно поставив поднос на подоконник, он нагнулся, прильнул ртом к её детским губам, чмокнул и тут же скользнул вниз, накрыл поцелуем левую грудь, прикусил легонько зубами тут же откликнувшийся на ласку, напрягшийся розовый бутончик. Она распахнула глаза, улыбнулась счастливо, обвила его голову руками, прижала к своему телу, капризно протянула:
– Ты чего?
– Чего, чего! – пробормотал приглушённо он, не поднимая лица. – Мириться пришёл, вот чего! Чай бушь?
– Бушь, бушь! – рассмеялась она. – Только позже… Иди ко мне!
Он поднял глаза. По утрам она вообще всегда была особенно прекрасна, а уж когда смеялась-улыбалась!.. Он отбросил одеяло, схватил её на руки, прижал неистово к себе.
– Пошли туда, там – лучше!..
В большой комнате он осторожно и медленно, хотя весь уже дрожал от возбуждения, уложил её на широкую супружескую постель, навис над ней, чувственно и нежно покрыл поцелуями лицо, шею, груди и, не в силах больше сдерживаться, медленно, осторожно вошёл в неё, не отрывая взгляда от лица. Она вся напряглась, выгнулась навстречу ему, приняла в себя до конца и блаженно простонала – и раз, и второй…
Он нашёл в себе какие-то сверхъестественные силы, чтобы сдержать взрыв, отдалить момент потери сознания, продлить это невероятное состояние физического счастья…
Когда-то, в