полковник отвел глаза, – бывает. Тут, главное, руки не опускать, верить в лучшее. Кто еще?
Плечистый парень до хруста сжал кисти рук и буркнул:
– Антон Васькин, студент филологического, четвертый курс.
– Гуманитарий с такой комплекцией? Надо же…
– Работаю с телом, – молодой человек слегка взбодрился, – заодно веду секцию бодибилдинга, подрабатываю. На стипендию особо не разгуляешься, сами знаете.
– Похвально, – Семен Петрович вопросительно взглянул на худенького потупившегося подростка, так и не скинувшего капюшон. – Ну а вы, юноша, кем будете?
Паренек поднял удивительно красивые миндалевидные темно-карие глаза на мужчину и отложил книгу в сторону. Беззлобно вздохнув, он поднес ладони к плотно сжатым губам и… начал изображать характерные жесты руками.
Танец пальцев не прекращался, пока седовласый офицер не крякнул в смущении:
– Не старайся, бедняга. Сдается, здесь тебя никто не поймет. Глухонемой, значит…
Отрицательный кивок головой.
– Что? Не глухонемой? Выходит, ты нас слышишь, но говорить не можешь? Верно?
Положительный кивок.
– Ясно, – военный улыбнулся. – Уже лучше. Как же нам звать-то тебя, дружище?
Юнец с готовностью достал из кармана брюк паспорт и протянул его собеседнику.
– Тэ-эк. Зотов Павел Михайлович. Паша, значит. Уже лучше. Ого, двадцать два года от роду. А по виду не скажешь. Держи свой документ. Надо же, всего девять человек и из них двое гм… нездоровы… многовато… – бывший десантник обратился к последней незнакомке. – Ну а тебя как величать, красавица?
Девушка тряхнула длинными прямыми волосами соломенного цвета, – сверкнула изумрудными глазищами и с неохотой буркнула:
– Елизавета.
– Только имя, и все?
– Этого достаточно, – девица демонстративно отвернулась, уставившись в затянутое мглой окно.
– А розочка-то с шипами, – крякнул Грасс и звучно хлопнул ладонями по коленям. – Что ж, познакомились. Теперь мы – команда. А команда способна выжить там, где одиночки обречены. Поверьте моему опыту. Ну что, товарищи, выходим? Возражений нет?
– Н-нет, – просипела Таисия.
Семен Петрович тепло улыбнулся:
– Ладно, хватит трепаться. Пора на выход.
– Да вы что?! – выкрикнула Гиппиус, ее голос звенел, пересыщенный нотками паники. – Эта… белая пелена за окном… Забыли, в какую дрянь она превратилась? Опомнитесь, люди! Там опасность, смерть или… того хуже. Не пойду, хоть убейте.
Десантник поймал мятущийся взгляд перепуганной мамаши, понизил голос до доверительного, успокаивающего:
– Тебя можно понять, Оленька, сейчас ты думаешь не только о себе, прежде всего – о ребенке. Но представь: что будет, если мы останемся тут. Ни еды, ни воды… а в туалет под себя ходить будешь? В этой коробке мы точно погибнем в зловонии собственных нечистот (правда не знаю, что убьет нас раньше: жажда или